Механическое сердце Fatum (СИ)

— Спасибо, — поблагодарил Мирон. — Но, думаю, это уже за гранью человеческих возможностей.

Люди выходят на улицы, рассказал Иллюмейт. Их не удержать, они хотят знать, что случилось. Они боятся.

А ведь все так старались, чтобы этого не произошло.

— Одни, — предусмотрительно не называя имён, сказал Андрей, — начинают думать, что было неправильно ничего им не рассказывать. Будет неприятно, если все узнают обо всём сегодня и…так?

— А сам ты что думаешь? — спросил Фёдоров.

— Ничего. — Иллюмейт развёл руками. — Не моя целевая аудитория. Вернее, пересекается с моей, но…

Он замолчал.

— Они не удержат всех, — задумчиво произнёс Мирон. — И тем, кто выйдет на поверхность, важно будет рассказать, что ничего страшного не…

Он не договорил. Не смог произнести вслух, что ничего страшного не произошло. Они собирали людей в одном месте не для того, чтобы в один день не смогли их защитить.

— Несчастья могут объединять, — вместо всего этого сказал Мирон. — Надо придумать, как правильно объяснить всем, что произошло. Но проблема в том, что большинство захочет услышать ответ от меня.

— Я не думаю, что они будут тебя в чём-то обвинять, — предположил Иллюмейт. — Особенно те, кто знают о природе происходящего.

— Значит, ты не считаешь, что я в чём-то виноват?

Иллюмейт помедлил.

— Может быть, лишь в том, что решил сделать всё в одиночку, не попросив помощи. Вот только даже так вряд ли кто-нибудь смог бы тебе помочь.

— Вот только как объяснить это остальным? — подал голос Евстигнеев, стоявший в стороне и до этого не принимавший участия в разговоре.

С ним тяжело было не согласиться.

***

Петербург был огромен, а их силы ограничены. Чуть больше двух месяцев назад, когда Мэддисон и Rickey F ещё были рядом, они втроём изучали, в каком диапазоне можно эффективно использовать «1703». Это было нужно для возведения стены — именно так обозначили границу, за которой Мирон не мог так же сильно, как и внутри неё, управлять ключом-подвеской. Стену возводили по кольцевой автодороге из мусора, землетрясением осыпавшего на землю.

Сейчас эта стена исчезла поднятыми над городом щитами. Такие огромные сооружения нельзя создавать из ничего — хоть из воздуха, хоть из тени и света, хоть из сваленного в стену мусора. Мирон действовал интуитивно, следуя зову «1703» — до сих пор оно не подводило его ни разу. И вот этот день настал. Подвеска лежала на столе, погаснув. Мирон к ней не взывал и она не отзывалась.

Он чувствовал себя пустым и разбитым, совсем как город за окном. Как люди выползали на улицы, так перед его глазами мельтешили обязанности. А фонари, освещающие ему путь, погасли.

Несмотря на нарастающий шум с улиц, здесь господствовала тишина.

Мирон закрыл глаза руками. Евстигнеев подошёл к окну, чтобы закрыть его, взял с прикроватной тумбочки «1703» и вышел из палаты.

Мирон откинулся на подушку.

***

Он не знал этот город. Хотел выйти куда-то на знакомую местность, но выбрел на полуразрушенный мост. В темноте, освещаемой только лунным светом, на его краю прямо над водой стоял мужчина. Он смотрел куда-то на другой берег, и Миша не стал его трогать. Парень осмотрелся по сторонам, но город был одинаково темен всюду. Попятившись назад, Миша скрылся в серой подворотне.

Грязь коричневой коркой облепила белые сугробы. Подвеска под рубашкой светилась почему-то синим. Холодный цвет настораживал, но когда это «MAD» делал так, как того желал владелец? Он был свободолюбив, труднее подчинялось бы только «SLOVO», которое давно уже обуздано. Но всё это становилось безразлично, если у ключа был сильный хозяин. Если он знал, что надо делать, и готов был идти на риск. Миша не знал, не понимал вообще. Для него собственное прошлое открылось вот-вот, и что-то решать он попросту был не способен. Но всё же что-то отличало его от остальных. Он отлично помнил, как это делал Мирон. Помнил, что чувствовал в это время. И хотел делиться этим чувством с остальными.

Но даже если дела и обстояли так, он не мог бы ничего им предложить. Музыкой, способной так воздействовать на толпу, он не обладал. Толку от него не было никакого. И обладая желанием что-то делать, но не имея возможности, он стал совершенно бесполезным.

Может быть, это была та причина, которая заставила предыдущего владельца ключа сложить свои обязанности?

Можно было бесконечно долго теряться в догадках, но настоящее значение имели лишь действия. Он всё ещё не знал, что может сделать, но разбираться в этом можно было и на месте. Миша ещё раз осмотрелся по сторонам, пытаясь хотя бы немного сориентироваться или определить, куда направляются выходящие наверх люди.

Он продолжал бежать, и с каждым новым шагом в него всё глубже вгрызалось ощущение, что этой ночью в городе хозяйничают не люди — сегодня здесь властвует тишина. И ему хотелось её разрушить.

***