Механика хаоса

Я узнавал каждый памятник, каждое строение, каждую улицу, но в тот день камни окрасились в цвет выкопанных из-под земли костей; они говорили со мной не так охотно, как в моих воспоминаниях, – возможно, потому, что я сам, понимая, что им грозит, смотрел на них другими глазами и ни на миг не забывал, что история – штука долгая. Ничто не длится вечно. Все меняется. Колесо крутится, и все когда-нибудь проходит, даже самое плохое.

В конце XIX века в Судане уже существовало Исламское государство, руководимое неким Мухаммадом Ахмадом ибн Абдуллахом, провозгласившим себя Махди, то есть Спасителем. Махди приказал убить британского губернатора Чарльза Гордона, известного как «Гордон-паша», а также всех египтян и значительную часть суданцев, обитавших в Хартуме. Сам город был разграблен и разрушен. Через 15 лет Махди умер, и больше о нем никто не вспоминал. «Человечество формируется», как, перефразируя Вико, говорил Мишле. Народы складываются и распадаются благодаря собственной энергии, «как порождение своей души и своих постоянных действий». А время течет себе, и ничто не в силах остановить его ход.

Воспетое Вергилием золотое солнце ласкало камни Лептиса. Я шагал по раскаленной сковородке. В горячем воздухе роились пчелы. Я проследил за ними глазами, пока они не исчезли в тени храма, заросшего пышными кустами каперсов и мелиссой. Времянка, в которой мы когда-то жили, казалась нетронутой, и я решил, что обязан совершить паломничество. Я отправил эсэмэску Энцо, который наслаждался статусом пенсионера в своем тосканском доме: «Привет, Энцо. Я в Лептис-Магне. Ничего не изменилось, только власть над духом захватили пески. Пока что. Baci[17]. Гримо».

Я толкнул дверь барака и отшатнулся. На полу, в жаркой духоте, лежало человек десять африканцев. При виде меня они вскочили и, сбившись в кучку, отступили к дальней стене, словно испуганные животные. Их глаза горели страхом. Они были худые, истощенные, явно нездоровые. Некоторым явно не было и пятнадцати лет. Один из них, парнишка по имени Ахмед, говорил по-английски.

– Мы из Сомали, – сказал он. – Мы хотим попасть в Германию или во Францию, но уже два года не можем выбраться из Ливии.

Настала моя очередь объяснить, кто я такой и зачем сюда явился.

– Значит, вы начальник? – спросил Ахмед.

Я понял, что эти рабы и есть те самые «археологи», о которых мне говорил Муса. Они были единственными живыми существами в городе, в тот день представшем передо мной мертвее мертвого, как будто душа Лептиса увяла, засохла и упала на развалины. Я уверил их, что никакой я не начальник, просто приезжий эксперт. Они, в свою очередь, рассказали мне, что уже два года находятся во власти ливийских бандитов, которые заставляют их работать, грозя в любую минуту убить. Тут до меня донесся шум мотора, я вышел и быстрыми шагами направился прочь от барака.

Появление Левента не могло пройти незамеченным. По decumanus неслись три черных «шевроле» и «фиат» моих «телохранителей». Из второй машины выскочил Левент и, улыбаясь во весь рот, бросился мне навстречу. Я узнавал в нем энергию, бившую ключом в его отце. Как всех, помешанных на деньгах, перспектива сорвать большой куш приводила его в возбуждение, облегчавшее его общение с другими людьми, особенно с теми, в ком он нуждался. После краткого, но дружественного приветствия он даже спросил меня, как поживает Рим – я еще удивился, что он помнит ее имя. Я последовал за ним в блочное строение, недавно специально построенное близ порта для хранения предметов, предназначенных на экспорт.

В главной комнате было прохладно – работал кондиционер. Я увидел металлические контейнеры, в которые были упакованы статуи и мраморные фризы, и плоские деревянные ящики для переправки мозаик. Достав айфон, я начал фотографировать каждый предмет, пояснив Левенту, что должен составить карточки с описанием каждого экспоната.

– Это займет у меня не меньше трех часов…

Он решил вернуться в Триполи и пригласил меня вечером поужинать вместе в «Коринтии»:

– Лучше всего у тебя в номере. Там нас никто не потревожит. Я позвоню и закажу еду.