— Фальшивые?
— Да вроде нет. Менделеев, я смотрю, как живой, — таксист кисло улыбнулся. — Но где вы видели на полтиннике Менделеева?
— А кто же там, Гитлер?
— Бурлаки.
— Какие еще бурлаки?
— Которые на Волге. Картина такая. У вас другие бабки есть?
— Другие тебе еще больше не понравятся, — сказал я.
— Вы откуда, мужики?
— С Луны, — насмешливо бросил Колян, приставляя к его горлу пистолет. — Ты уж извини, но у нас, на Луне, такие деньги. С Менделеевым.
— Понял, — кротко ответил водитель. — Сдачу давать? — осведомился он, не дыша.
— Оставь себе. Свободен.
— Спасибо, мужики.
— Где ты взял эти бумажки? — спросил Колян, выйдя из машины.
— Бумажки — это то, что у таксиста, а у меня деньги.
— Понятно. А Пушкин на твоих деньгах был?
— Естественно. На сотне. Ты что, не помнишь?
— Помню. — Куцапов обернулся и тоскливо посмотрел на памятник. — Трех богатырей помню.
Мы миновали позор русской кухни — «Макдоналдс», затем аскетичный дворик Литинститута и направились вдоль Тверского бульвара дальше, к самому центру. Не доходя до Никитских Ворот, Куцапов неожиданно свернул в один из кривых переулков. Я было решил, что Коляну приспичило, но заметил, как он обхаживает черный «БМВ».
— Нравится? — спросил он, с нежностью притрагиваясь к стеклам.
— Колян, хватит хулиганить.
— Это моя тачка, Миша. Даже не верится, что ты мог изуродовать такую красавицу. Увел бы что-нибудь попроще.
Я осмотрел машину со всех сторон — ни царапины.
— Та была красного цвета и обтекаемая, как пуля. «ЗИЛ-917» называется. И хотя разбил я ее сегодня, ты об этом узнал еще три дня назад.
— Что ж ты меня, заранее предупредил?
Я промолчал. Куцапов не стал настаивать и занялся автомобилем. Первым делом он залез под заднее колесо и, кряхтя, что-то там отсоединил. Потом он попросил меня принести кирпич, а сам поднял с земли ветку и улегся под капот. Кирпичей поблизости не нашлось, и я выворотил из раздолбанного тротуара кусок асфальта килограмма на три.
— Подойдет?
— Должно. Отойди-ка.
Куцапов с размаха врезал глыбой по замку багажника. Крышка плавно откинулась, а «БМВ» залился оглушительным воем. Колян резво нырнул внутрь, и визги сразу смолкли. Затем он выбил боковое стекло и, просунув руку, открыл дверь. Я без приглашения занял место справа и стал наблюдать, как Колян соединяет провода из рулевой колонки. В зеркало я увидел, что из подъезда выскочил и устремился к машине крепкий парень с крупным черепом. Как заработал мотор, я не услышал, но приборная доска вдруг ожила, стрелки плавно качнулись, и так же плавно, но не мешкая, мы сорвались с места.
— У меня это вышло быстрее и с меньшими потерями, — заявил я нахально.
Куцапов-младший в шлепанцах и спортивных штанах пробежал по переулку до пересечения с бульваром, но его надежды на то, что мы задержимся у выезда, не оправдались. Колян рисково вырулил перед самым носом у «Жигулей» и понесся к Арбату.
Несмотря на то что эта акция сильно отличалась от угона «ЗИЛа», я снова подумал о Ксении и преисполнился гордости и какой-то лихой уверенности: все у нас получится. Я и вообразить не мог, что привязанность к другому человеку добавляет столько страсти и интереса к жизни. Впервые со времен манного детства я не чувствовал себя одиноким — это было восхитительно и странно, поскольку я давно уже смирился с тем, что существую отдельно от шести миллиардов гомо сапиенсов. Более того, я подозревал, что все население Земли так же одиноко, как я, просто оно умело это скрывает.
Перед глазами встал бункер, освещенный десятками керосинок, Ксюша, ожидающая моего возвращения, и во всем вдруг обнаружился смысл. То, что я сейчас делал, было нужно не мне, не какому-то там человечеству, а одной-единственной девушке, ради которой я был готов на любое безрассудство.
Вместе с этой упоительной мыслью появилась и другая, предательская: меня крайне тревожил случай с Мамой. Что, если после нового переброса я вернусь с другой памятью или она изменится у Ксении, не суть важно. Мы можем вновь стать чужими, и я опасался, что повторного счастья не выйдет. Для чего тогда всё: куцаповы, тихоны, дыроколы, сопротивления, для чего тогда я сам?! Нет, Ксения обязательно меня дождется — именно такой, какая она есть. Не верить в это — значит не победить.
Светофор работал как часы, и одно только это уже настораживало. В прошлый раз или, если можно так выразиться, в прошлые разы он подолгу держал красный для главной дороги — проспекта, название которого в моей памяти почему-то не отложилось. Подходило «время Ч», до аварии оставалось меньше минуты, но ни такси, ни фургона «Москарго» на перекрестке не было. Из знакомых машин я отыскал лишь красный «ЗИЛ», да и тот стоял не там, где ему положено, а позади. Стоило ему притормозить, как загорелся зеленый, и группа из двух десятков автомобилей, синхронно разогнавшись, умчалась прочь.