Механика вечности

— Отдал вашему дурачку всю пачку, — пояснил он. — Видишь ли, Михаил, труп, с которым ты обнимался, лежа на газоне, имел некоторое отношение к криминальному миру. Поэтому в твоих интересах максимально прояснить ситуацию, причем сделать это быстро.

— Из-за бабы все.

— Это я и сам знаю.

— Как догадался?

— По аналогии. Когда совершается заказное убийство, оружие киллер обычно оставляет рядом с жертвой, это как бы фирменный знак. Вас взорвали гранатой, скорее всего — за городом, а потом привезли к дому Куцапова и положили прямо под его окнами. И что интересно, кольцо с чекой бросили тут же, в траву. А к нему приклеили записку. То есть киллеры намекнули, за что его убили.

Петр залез в папку и вынул из нее две большие фотографии. На первой я увидел линейку в контрастном бурьяне и рядом — кольцо для ключей, конфискованное у Тихона. Оно было обмотано клейкой лентой, и кроме того, к нему прикреплялась какая-то проволока. Второй снимок запечатлел то же кольцо, только взятое еще крупнее и уже на белом фоне. То, что я принял за изоленту, было развернуто в полоску с длинной надписью: «ПРОВЕРЕНО ЭЛЕКТРОНИКОЙ. ГАРАНТИРУЕТ ПОЛНОЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ».

Прочитав это, я уронил голову на подушку. Граната принадлежала Тихону, хотя и свалилась прямо с потолка. А чеку он выдернул за несколько часов до взрыва и спокойно носил ее в кармане, зная, что она вместе со мной вылетит в окно. История, похожая на моток пряжи, с которым поиграла кошка. Вполне в духе Тихона.

— Ты в курсе, на каких изделиях встречаются такие уведомления? — спросил Михайлов.

— Читал, приходилось. А с чего ты взял, что это произошло за городом?

— Да потому что в Москве за последние сутки взрывов не зафиксировано. И следы! Представляешь, сколько было осколков? Где они?

Хороший вопрос. Неужели он поленился зайти к Куцапову? Вряд ли. Тогда действительно, где осколки?

— Какое сегодня число? — воскликнул я неожиданно для самого себя.

— Двадцать третье.

— Сентября?

— Не пугай меня, Миша. Сентября, естественно. И скоро обед.

Хорошенькое дело. Тихона мы ловили в пятом часу.

— Когда меня нашли?

— Вчера.

Так вот куда я летел! Не только в пространстве, но и во времени. Кто же открыл дыру, и чем он ее открыл, если обе машинки находились у меня? Или одна из них сработала сама, от детонации? Что-то не верится.

— Ты уверен, что, кроме нас с Куцаповым, там никого не было? Я хочу сказать, трупов.

— Надо будет посмотреть, вдруг не заметили, — съязвил Михайлов.

— И еще ты говорил про какие-то пульты, — напомнил я.

— Чего это ты о них забеспокоился? От них мало что осталось — так, два спекшихся куска. Их вместе с твоей одеждой в камеру хранения сдали, у нянечек спроси. Только зачем они тебе?

— Память об одном человеке.

— Память — это да. Вспоминай, Михаил, не будь дураком. Я ведь про бандитов не шучу. Если не найдем виновных мы, это постарается сделать кое-кто другой, и начнет он с тебя. Сейчас у вас обед. Кушай, выздоравливай, я к вечеру еще зайду.

Следователь угрозыска стращает меня преступным элементом. Это ничего, это, можно сказать, нормально. Слово-то какое сочное — бандиты. Вольное, почти официальное. Когда-то Федорыч казался мне позором всей милиции. Пообтерся я с тех пор, пообвык. Бандиты, говорит, придут. А нехай приходят, чего мне теперь терять? Машинок нет, зато часам к пяти Петр получит свой взрыв, а вместе с ним еще пятерых покойников, и, как только опознают Фирсова, мной займутся всерьез.

Столкнувшись в дверях с Михайловым, в палату вперся Олег, за ним вошел Женя.

Привезли тележку с обедом. Тут же нагрянули и отсутствовавшие больные: двое хромых типов с похожими лицами. Каждый из них молча взял свою порцию и протянул чашку для компота.

— Где можно получить вещи? — поинтересовался я у санитара, когда тот ставил мне на тумбочку тарелку с маленькими выщербленками по краю.

— Домой, что ли, собрался?

— Забрать кой-чего, — сказал я, погружая взгляд в мутный бульон.

— На первом этаже, около раздевалки, — монотонно произнес санитар, разворачивая тележку. — Сейчас не ходи, у них перерыв.

Я проглотил чуть теплый суп с желтоватыми ломтиками соленого огурца и разварившейся до размеров клецок перловкой. Второго, надо думать, мне не полагалось. В кружке, беспардонно вытеснив жидкость, плавал гигантский сухофрукт, поэтому собственно компота там поместилось не больше глотка.

Соседи по палате закончили обед и, одновременно поднявшись, гуськом вышли на перекур. Олег меня не позвал — оскорбился.

Я полежал минуты три, прислушиваясь к желудку. Затем, свесив ноги, нашел тапочки, такие же бедные, как вся прочая больничная утварь. Дальнейшее промедление было чревато большими неприятностями.

На стальной двери камеры хранения висел мощный замок. Я беспомощно побродил вокруг и подпер стену плечом. По крайней мере буду первым. Сзади раздались тяжелые шаги, и еще до того, как я обернулся, мне сказали:

— Не жди, не жди. Через полчаса. Пожилая женщина в коротких резиновых сапогах сноровисто отомкнула замок и скрылась внутри.

— Я тороплюсь, тетенька!

— Никаких «тетенька», — отрезала та. — Ты покушал, а я еще нет.

— Будьте вы человеком!