Механизм сталинской власти: становление и функционирование. 1917-1941

После смерти Ленина в речи на заседании коммунистической фракции II Всесоюзного съезда Советов Зиновьев вернулся к обоснованию политики «диктатуры партии»: «В этом вопросе мы незыблемо стоим на почве пролетарской диктатуры, железной диктатуры. Никто не может помышлять об ослаблении ее. А раз это так, то взаимоотношения партии и государства должны остаться старые   в том смысле, что партия руководит, партия   душа всего, партия занимается не только агитацией и пропагандой, как нам это хотели подсунуть, а партия организует, партия направляет, партия руководит Советской властью, партия   ее голова. Мы должны в этом вопросе все остаточки небольшевистских идей прежде всего выскрести ножом, чтобы в рядах большевистской партии не осталось ни малейших сомнений относительно основного вопроса о взаимоотношениях между партией и государством»[219]48. Это заявление не оставляло никаких сомнений в политических намерениях нового руководства партии.

В результате проведения политики «диктатуры партии» двойственность политической системы, сохранявшаяся при Ленине, исчезла. Это была уже не партия-государство, а партийное государство, так как партийный аппарат «проглотил» государство и сам стал структурой власти. Новая политическая система имела и жестко централизованную структуру, каркас которой являл собой иерархию партийных комитетов. Выстроенные по такому же типу иерархические структуры советских, хозяйственных, профсоюзных, комсомольских, карательных и других органов повсеместно копировали иерархию партийных комитетов, находились под их непосредственным надзором. Возвышение партийных комитетов над Советами означало выхолащивание и фактическую ликвидацию Советской власти. Управление в Советах перешло сначала к их исполкомам, затем к президиумам исполкомов, и, наконец, сами президиумы исполкомов оказались в полном подчинении у партийных комитетов, фактически стали их тенью. «Ни один важный политический или организационный вопрос,   говорил Сталин,   не решается у нас нашими советскими и другими массовыми организациями без руководящих указаний партии»[220]49. К осознанию этого принципиального изменения в системе политической власти многие члены партии пришли только к концу 1920-х гг., когда проблематичным стало само их пребывание в партии. И.В. Вардин, член большевистской партии с 1907 г., 27 июля 1928 г. направил Г. Зиновьеву материал, в котором писал о полнейшей победе «тенденции передавать решение всех дел исключительно исполкомам. На протяжении 1921–1925 гг. Советы фактически совершенно замирают, управление целиком сосредотачивается в руках исполкомов, точнее их президиумов. Связь с массами эти президиумы постепенно теряют...». В конце письма содержалось заявление: «Мы решительно против превращения Советов в декорацию. Как и во всех других вопросах мы и здесь целиком стоим на точке зрения Ленина, на почве нашей партийной программы. Мы считаем, что социалистическое строительство – лживая, лицемерная фраза, если Советы не работают по Ленину. Мы считаем, что практические указания нашей программы по вопросу о Советах, директивы VIII съезда партии и VII съезда Советов по вопросу о местных Советах безусловно должны проводиться в жизнь»[221]50. Но что мог сделать Зиновьев в 1928 г., тем более, что он сам был одним из инициаторов и идеологов этой реформы, укрепившей его лидерство (правда, на короткое время) в Петрограде и во всей Северо-Западной области?! Лидеры оппозиции сами в полной мере ощутили на себе мощь выстроенной ими политической машины. «Партия и государство слились   вот беда»,   наивно воскликнул Бухарин в одной из покаянных бесед летом 1928 г.[222]51

Пытаясь понять суть политической власти при Сталине, особенно в последующие годы, можно, конечно, изучать историю Советов и их исполкомов на всех уровнях, историю различных наркоматов, профсоюзных, комсомольских и других общественных организаций, но при этом следует помнить, что ни государственные, ни хозяйственные органы, ни тем более общественные организации, ни один съезд и даже пленум ЦК не могли принимать никаких самостоятельных политических решений. Все «шестеренки» этой системы приводились в движение теми решениями, которые принимались в самом центре сталинской власти, а затем спускались вниз по партийно-аппаратной иерархии, которая, в свою очередь, на разных уровнях соотносилась со всеми другими иерархическими структурами, составлявшими эту систему – советской, карательной, хозяйственной и др. Эти элементы системы могли только конкретизировать, дополнять, приспосабливать к своим ведомствам или местным условиям полученные решения, т.е. проводить в жизнь генеральную линию партии.