Механизм времени

«„Новый Завет Сатаны“ гласит:

— Овладей общественным мнением, сея раздоры;

— Опирайся на чужие слабости;

— Борись с личностью, способной к творчеству;

— Понуждай людей к погоне за удовольствиями;

— Преподавай готовые взгляды, убивай способность мыслить;

— Введи всеобщее избирательное право, вооружившись мощью тупого большинства;

— Сила денег вращает земной шар…»

Огюсту стало не до смеха.

Очень уж логично звучали «сатанинские заповеди».

«…последовали жесткие санкции. После проведения обысков и изъятия идеологической литературы, иллюминаты были запрещены властями и церковью. Вербовку в орден объявили преступлением, наказуемым отсечением головы. Адам Вейсгаупт бежал из Баварии. „Братьев-алюмбрадос“ лишали кафедры, увольняли с государственной службы, подвергали аресту и заключали в тюрьму.

Некоторых казнили.

Когда позднее, в 1796 году, в Париже вспомнили про орден — выяснилось, что от иллюминатов не осталось и следа. Это еще раз подтверждает нашу догадку о том, что „тайный“ орден на самом деле превратился в тайный, укрывшись за кулисами мировой истории…»

Утомившись, Огюст Шевалье покинул сквер, где наслаждался скелетами в шкафах «братьев-алюмбрадов», взбежал по боковой лестнице на Новый мост — и отправился домой, в Латинский квартал.

4

Поначалу он никак не мог взять в толк: с чего бы ему спешить? Дома никто не ждет, встреч он не назначал… На «звездчатом» перекрестке двух бульваров и улицы дю Бак скользкий булыжник вывернулся из-под башмака. Молодой человек едва не угодил под колеса фиакра, чудом успев схватиться за фонарный столб. Однако брань кучера и смех прохожих, принявших его за пьяницу, вдруг отодвинулись прочь, увязли в ватном заслоне.

Держась за столб, как матрос — за мачту корабля в жестокую бурю, Огюст глядел на собственное отражение в витрине напротив. Он понял, что влечет его домой.

Зеркало!

Овальное «psyche» с уцелевшим правым бра.

Магический кристалл, где появлялась и исчезала Бригида-Бриджит, где вчера он видел ад, откуда вещал безумный Оракул, мешая правду с бредом, бессмысленное с вероятным, глумление с откровениями. Его тянуло к зеркалу. Ему не хватало снежинок-шестеренок, свивающихся в спирали; жутких видений и потусторонних голосов, отвечающих на вопросы.

Помнится, знакомый доктор Жевар рассказывал: его пациент, больной сифилисом, где‑то ухитрился подхватить малярию. «И что вы думаете? — восклицал доктор, картинно всплескивая руками. — Малярийная лихорадка вышибла lues из организма, как порох — ядро из пушки!.. Правда, борьба двух недугов настолько ослабила беднягу, что в итоге он все равно умер, несмотря на лошадиные дозы хинина. Посему я бы поостерегся рекомендовать такой способ лечения. Хотя, возможно, в иных случаях…»

Неужели и он, перестав бредить баронессой, избавившись от одной мании, обрел вместо нее другую?! Наверное, так сходят с ума. Где раздобыть чудодейственного хинина, чтобы спасительная горечь охладила пылающий рассудок?

Не обращая внимания на ухмылки зевак, Огюст побрел дальше. Стараясь отвлечься, он раз за разом возвращался мыслями к сегодняшней встрече в «Крите». Северянин, представившийся Торбеном Йене Торвеном, сотрудником Датского Королевского общества, оказался человеком исключительно приятным и располагающим к себе. А поначалу… Тысяча чертей! Шевалье успел бог весть что подумать. Тайный соглядатай, подосланный Эрстедом; кровожадный асассин из ордена алюмбрадов…

Мерзавец Тьер! Удружил, подсунул книжечку!

Мсье Торвен, рассмотрев рисунки Альфреда, немедленно опознал всю троицу: и Андерса Эрстеда, и князя Волмонтовича, и китаянку, чье имя тут же вылетело у Шевалье из головы. После чего спросил, не чинясь, напрямую:

— Значит, вы их подозреваете?

Огюст решил не ходить вокруг да около.

— Подозреваем. И в первую очередь — господина Эрстеда.

— У вас есть дополнительные поводы к подозрениям?

— Есть.

— Вы понимаете, что это очень серьезное обвинение?

— Андерс Эрстед был у пруда. Даже если он невиновен, он мог видеть настоящего убийцу.

— Вы бы хотели с ним встретиться?

— Да!

Мсье Торвен задумался, уставясь в потолок.