Механизм времени

— А это уже не ваше дело! — Огюст понимал, что рискует, но не мог отказать себе в удовольствии дернуть тигра за усы. — Вы что, сорока? Крадете блестящие побрякушки? Ну ничего, вот я пожалуюсь Эминенту — он вас, герр Бейтс, живо прищучит, а то и оформит…

— Хотите пять франков? В качестве компенсации?

— Не хочу!

— Всего доброго, сэр… извините великодушно…

Шевалье смотрел вслед удирающему Бейтсу, а видел самого себя, у пруда Гласьер. Свое лицо. Свои широкие плечи. В руке — «Гастинн-Ренетт». На сей раз — заряженный. Черный зрачок дула неумолимо следует за целью. Рука не дрожит. Все свое, привычное…

Но вот губы расползаются в чужой ухмылке, обнажая желтый частокол зубов.

— Д‑дверь! — хрипит Огюст Шевалье-второй.

Дышит сыростью пруд. Качаются ветки кустов. Орут лягушки, предчувствуя дождь. Серое, обрюзгшее небо нависло, давит, сулит беду. Падают июньские снежинки: секунды, минуты, часы.

Дни. Годы. Века.

«Смерть хорошую, дети, пусть подарит вам Бог…»

3

Есть в Париже райский уголок.

Плакучие ивы склонились к темной воде. Полощут желто-зеленые кудри, пускают вдоль берега мелкую рябь. Два юнца-каштана растут наперегонки, на зависть старухам-липам. Пара лестниц ведет на Новый мост — вопреки названию, старейший мост города. Сводчатые арки перегородили реку, соединив западную часть острова Ситэ с берегами Сены. Лежи на травке, целуйся с милой, любуйся чудесными видами: Лувр, сад Тюильри…

Сквер дю Вер-Галан, чудо из чудес.

Над Люксембургским садом витает тень Марии Медичи, властной итальянки. Над дворцами и фонтанами Версаля вечно светит Король-Солнце, Людовик XIV. В Тюильри до сих пор царит душный аромат суеверий другой Медичи — Екатерины, сбежавшей отсюда в тщетной надежде обмануть смерть. Над сквером дю Вер-Галан красуется в седле умница и циник, знавший, что Париж стоит мессы, — Генрих IV. Так и кажется, что всадник подбоченится, закрутит лихой ус и грянет в честь самого себя «Vive Henri Quatre»:

Был Генрих Четвертый смел и галантен,
Иные лорды пред нашим — прах!
Четырежды дьявол с тройным талантом:
Вояка, пьяница и вертопрах!

Вот уж кто был настоящим du Vert-Galant — ни одной юбки не пропускал. Издавна собираются в сквере, под его покровительством, все, кому страсть туманит разум. Объятия, лобзания, охи-вздохи, комплименты; стихи, тайком заказанные наемнику-рифмоплету…

Одиноким здесь не место.

А уж если ты, друг-одиночка, молод, хорош собой и держишь в руках подозрительную книжонку… Парижанин ли ты? Нет, наверное, приезжий, из Нима. О чем читаешь, дурачок? О любви Элоизы и Абеляра? О Петрарке и Лауре? Сочинения господина Дюма, наконец?

«…Появление иллюминатов датируется XI веком. Орден происходит от исламской секты асассинов, фанатиков-убийц. Разгромленные в XIII веке, асассины возродились; в Афганистане XVI века иллюминаты (рошани) вернулись к прежней тактике террора. В начале XVII века иллюминаты (алюмбрадос) появились в Испании, где в 1623 году были осуждены указом Великой Инквизиции. В 1654 году общественное внимание привлекли „иллюминированные“ геринеты во Франции. И, наконец, орден баварских иллюминатов был основан 1 мая 1776 года в Ингольштадте бывшим иезуитом, деканом юридического факультета Адамом Вейсгауптом…»

Огюст представил декана Адама Вейсгаупта в халате и чалме, с трубкой гашиша в руке. Вокруг «юриста-асассина», известного в ордене под псевдонимом «Спартак», танцевали гурии и масоны. Время от времени являлись верные люди с докладом: кого они сгубили путем злостного просвещения.

— Нет бога, кроме Науки, и Адам — пророк Ее! — восклицали гурии.

— Спар-так! Спар-так! — голосили масоны.

Книга, переданная Тьером, была насквозь «жареной». И жарил ее никак не чудо-повар Дюма. Гномик подшутил над земляком, снабдив Шевалье ворохом «желтых» сплетен.

Что ж, не просветимся, так хоть развлечемся…