Механизм времени

Давным-давно, когда все еще жили-были, малыш Торбен с родителями гостил на Лофотенских островах — у дальних родичей матушки. Отчего бы не съездить? Индюшка — не птица, Норвегия — не заграница. До войны, разорвавшей страну на части, оставалась куча времени.

Густой запах рыбы. Смешные домики Свольвера. Обветренные лица. Не слишком понятная норвежская речь:

— Ближе не подходи, детка То-о-орбен! Иначе со скалы нувер… навернешься, так. Смотри, смотри, в вашей лу-у-уже такого не увидишь. Смотри-и-и!

Малыш смотрел. Дивился. Вест-фьорд, узкий рубеж между островами с потешными именами — Фере и Москенесе. За фьордом — скалистая гряда. Если в чайку превратиться, глянуть сверху — вроде как воронка. И зеленые пятнышки в белой кайме. Откуда? Минуту назад их не было, он точно помнит.

Да они растут, растут! И как быстро!..

— Это наш Мальстрём, детка То-о-орбен. Сейчас прилив, он просыпается…

— Мальстрём? Не может быть!

Дама Логика согласилась. Эресунн — не Вест-фьорд. Там — природный уникум, сильное течение встречает могучую приливную волну. Море вскипает зеленью проплешин, собирает их в одну кучу, превращая в воронку-великаншу — гладкие стены ада, обрамленные пеной.

Горе несчастным, кто задержался в пути!

Палуба вздрогнула. Ударил столб белого пара. Нос пироскафа задрался — казалось, «Анхольт» решил прыгнуть. Обошлось — нос с шумом обрушился в бурлящую воду, яростно перемалываемую колесами.

Самый полный!

— Надеюсь, успеем!

Эрстед не подошел — подбежал, схватился здоровой рукой за стальную стойку. Качнуло. Он сцепил зубы, удерживаясь; тихо выругался.

— Сзади еще парочка. Растут! А мы — как раз посередке. Обложили, мерзавцы. Идем прямо: повезет — проскочим.

Зануда молчал. Растут, не поспоришь! Пока еще не воронки — вмятины в серой ряби. И пены прибавилось, как на Лофотенах. Странное дело — он успокоился. Волноваться незачем. Из Мальстрёма не спастись. Ни ему, с ногой, перебитой шведскими пулями, ни здоровякам из экипажа.

«Вы что, бессмертие купили, юнкер Торвен? Штыки примкнуть! В атаку!»

— Обложили, полковник? Филон — штукарь, но не бог Нептун. Думаешь, он и ветер подгадал, чтобы твой шарльер к Ратуше доставить?

— Может быть…

Эрстед выждал спокойный миг, когда палубу не слишком трясло, и перебрался ближе к борту. Мужчины стояли плечом к плечу — как раньше, перед пушками Карла Юхана, маршала Бернадотта.

— Бритва Оккама, дружище. Война, ветер, водоворот. И мой отставной учитель Филон, который не зря тратил эти годы. Он, как и я, очень увлечен… экзотикой. Результат налицо. Иначе нам придется выдумывать тысячу случайностей и миллион совпадений. Логика нам этого не простит!

Зануду разбили наголову. Изменить Даме Логике? Спорить с цирюльником Оккамом?! — лучше сразу утопиться! Практика — главный критерий истины. Вот и она, Фрекен Практика!

Зелень исчезла, сменившись тусклым отблеском свинца. Водовороты увеличивались в размерах, вгрызались в водную толщу, жадно всасывая в себя все, до чего удавалось дотянуться. Далекий, плохо различимый шум сменился ревом — и свистом. Шутник-невидимка поймал ветер и усадил в «беличье колесо». Облака спустились ниже, затяжелели, налились чернотой. Справа, у шведского берега, испуганной чайкой мелькнул парус.

Рыбацкая шхуна шла на вечерний лов.

Не повезло соседям!

— Нептун-Филон вызывает Мальстрём? Абсурд! Но примем в качестве гипотезы. Признаться, крайне спорной гипотезы…

— …зато спасительной.

Торвен с удивлением покосился на командира.

— Мысль, конечно, безумная, — Эрстед улыбался. — Но представь на минутку… Филон решил поймать нас в проливе. Капкан! Водовороты — по носу, водовороты — за кормой. Оверкиль — и крышка! Для этого нужно представлять заранее скорость объекта. Нашу скорость! Из чего он исходил, а?

Зануда моргнул, сочувствуя шведам-рыбакам.

— Из средней скорости обычного парусника. Ветер — норд, не разгонишься.

— Помнишь, я говорил тебе…

Бравый «Анхольт» дерзко ударил в небо дымом — густым, тяжелым. Гребные колеса мчались, будто дети — наперегонки. Острый нос рассекал воду. XIX век, наглец-нувориш, явившийся без спросу в компанию древних, родовитых вельмож, вызывал на бой старину Нептуна.

Когда маркиз д’Аббан сконструировал первое судно с паровым двигателем, император Наполеон жестоко насмеялся над изобретателем. «Я его и знать не хочу! — расхохотался Наполеон. — У этой коптильной бочки нет будущего!» Сейчас император, окажись он на борту «Анхольта», взял бы поносные слова обратно.

— …датские пироскафы — самые пироскафные в мире!

Неслышно подошла Пин‑эр, запахнула халат, встала за спиной Эрстеда. Тот кивнул в сторону каюты, где остался Волмонтович. Девушка молча пожала плечами. Слов не требовалось. Да никто бы их и не услышал. Свист и рев катились над замершим в ужасе Эресунном.

Еще миг — и Нептун встанет из пучин, рявкнет басом: «Ужо я вас!» — карая тех, кто посмел бросить вызов повелителю морей.

Пироскаф шел курсом на Мальстрём.

Сцена четвертая Эльсинор

1