Механизм времени

Белесый занавес лопнул, пропуская очередного любителя музеев. Две руки, две ноги — человек. Ноги узоры пишут, а руки помогают. Курс бейдевинд, меняя галсы, жутким зигзагом — от берега к замку. Недаром одет, как моряк. Бушлат — шведский bussa rong на теплой подкладке; рыбацкая шляпа-дождевик, бахилы с высокими голенищами.

Первый, за ним — второй; третий…

И опять — ни соленого словца, ни шума, ни вздоха. Лиц не разглядеть — укрылись под широкими полями шляп. Добрели морячки до Эльсинора, постояли, свесив ручищи-плети; без звука повернули в обратный путь.

«Пьяницы?» — чуть не вырвалось у Зануды.

Шатаясь, троица ковыляла к пристани. Теперь они двигались чуть быстрее, словно их ждал не холодный, мокрый причал, а таверна дядюшки Свена — фасолевый суп со шпиком, окорок да стаканчик джина. Но далеко не ушли — дружные тени метнулись наперерез. Миг — и компания молчунов прежним зигзагом направилась к замку.

Овчарки подгоняли стадо: слева, справа, сзади.

— Эй! — не выдержал Эрстед, высовываясь из-за стенного зубца.

Щелк! — бодро ответила пуля, срикошетив о кирпич.

Полковник отскочил, прижимая руку к щеке. Стрелок-невидимка промахнулся, но острая крошка, отлетев от камня, догнала жертву. Стреляли из пистолета — длинноствольного, похоже, дуэльного. Французский «Гастинн-Ренетт»?

Зубастый приятель! Да-да, ты, с зонтиком!

Где прячешься?

— Ах ты, образина шведская! — возопил Ольсен. — Пулять, значит?!

Ба-ба-бах! — разделила его возмущение аркебуза.

Идущий впереди моряк рухнул навзничь — пуля угодила в грудь.

— А вот так! — наставительно резюмировал сеньор-сержант.

Торвен стрелять не спешил, храня заряд на крайний случай. Он не сомневался — крайних случаев этой ночью будет с избытком. Слишком просто все складывалось. Радовала лишь наступившая ясность: стреляют — значит, бой.

И южноафриканских гиен ловить не надо.

Сеньор-сержант с ворчанием перезаряжал аркебузу. Эрстед держал оружие наготове, не сводя глаз с приближающегося врага. Зануда же смотрел не на идущих — на лежащего. На бушлате — темное пятно, широко разбросаны ноги в бахилах; руки застыли, закоченели… Нет, шевелятся. Руки — левая, правая. Ага, вот и ноги ожили.

Застреленный встал и пошел — галсами, против ветра.

— Ах, злыдень! — сторож плюнул в сердцах, отставил в сторону аркебузу, застучал подметками по ступеням. — Ужо я тебя, паскудника…

Бах! — подбодрил старика пистолет Эрстеда.

Полковник тоже сделал свои выводы. Пуля угодила не в человека — в тень-пастушку. Раздался отчаянный визг. Тварь отскочила в сторону, завертелась на месте, ловя собственный хвост. Вскоре она снова двинулась к воротам, но уже по широкой дуге.

— Ишь, каверзы строят, шведы проклятые!..

Сеньор-сержант вернулся — и не один. С ним была подружка — огромная, выше Ольсена, с примкнутым штыком-багинетом. Торвен прищурился, всматриваясь. Знаем мы вас, фрекен. Русская фузея из пятого зала. Не драгунская, не пехотная — «великанская», 1716 года. Вильгельм Прусский заказал у царя Питера отряд гвардейцев — чтоб не ниже семи футов росту. Перешерстили Россию сверху донизу, нашли полусотню гигантов — их и вооружили «великаншами», изготовленными на оружейных заводах Тулы.

Слабонервных посетителей фузея вводила в ступор: «О-о! Эти русские медведи!..»

Бу-у-ух!

Отдача чуть не сбила славного ветерана с ног. Хорошо еще, что Ольсен удачно примостил фузею на стене. И вновь — попадание, на этот раз в живот бродячему матросику. Упал, бедолага. Замер, напомнив застреленного на дуэли Галуа. Содрогнулся. Встал с развороченным брюхом.

Пошел…

— Ты, старый крот? Как скор ты под землей! — не удержавшись, процитировал Зануда. Ночной кошмар настроил его на философский лад. — Полковник, что там дальше?

— О день и ночь! — мрачней тучи, подхватил Эрстед. — Вот это чудеса!

— Мятежный дух! А дальше, господа, себя с любовью вам препоручаю…

«Стадо» сгрудилось у ворот. Тени торопили, подталкивали мордами. Неуязвимые морячки топтались на месте, затем, не сговариваясь, ударили кулаками в створки. Потревоженное, загудело железо.

— Закрыто, приходите завтра, — Эрстед перезарядил пистолет. — Филон, старый крот, проклял науку и возлюбил некромантию. Забыл, что это — тоже наука, связь материи с энергией. С его знаниями проще простого науськать на врага стаю гиен и охмурить шайку пьянчуг…

— Это не пьянчуги! — возмутился сеньор-сержант. — Гере кастелян! Это шведы! Потопельники из-под паруса. Не лежится супостатам! Мало им Норвегии, Зеландию подавай! Ничего, и на вас карачун найдется!

Умчался Ольсен — лишь отстучали дробь подковки на каблуках. В ответ, в спину сержанта, в уши защитников — настойчивый стук. Шведы-потопельники не унимались. Лупили в ворота ядреными кулачищами. Им дальним эхом вторил гром.

Гроза шла на осажденный Эльсинор.

— Шведы, — без всякого выражения повторил Зануда. — Гиены. Нептун. Андерсен со шпагой. О-хэй-и-йодле-йодле-хэй!..

— Солдат за милку пьет! — откликнулся Эрстед.