Механизм времени

Грубый камень стен уходил в темноту, скопившуюся под потолком. Чернели ступени, уводя куда‑то вверх. Поодаль стояли большие дощатые ящики. Все старое, сырое, пропитавшееся временем и влагой. Конечно, не Нельская — та давно снесена, — но башня: мощные стропила, доски перекрытия над головой.

И свет — ровный, тусклый. Откуда? Лампы он не заметил. Чудилось, будто светятся стены. Не гнилистым огнем, спутником свежих могил. Свет был теплый, мягкий, завораживающий.

Живой.

— Очухались? — прохрипели слева.

Кошмарный герр Бейтс скривил рожу, изрезанную морщинами. Цилиндр громила натянул на рыжие брови, мощные лапы скрестил на груди. Пистолет пристроился за поясом. Его, Огюста, пистолет — «Гастинн-Ренетт», дядино наследство.

— Очухались — вставайте!

Приглашение не обещало ничего доброго. Шевалье решил погодить. Лежачего не бьют. Итак, башня. Где есть башни в Париже? Бастилию, слава Республике, снесли…

— Ури!

Темное, большое надвинулось справа — великан из детских сказок. Сильный рывок вздернул Огюста на ноги. Он чуть не упал. Крепкие пальцы взялись за плечи, помогли устоять.

— Только вы не пугайтесь, герр Шевалье. Люди почему‑то нас пугаются.

Предупреждение запоздало — Огюст увидел. Лица у великана не было. Лоскуты кожи сшиты неумелой иглой, грубые швы вокруг глаз. Сами глаза разные — выше и ниже, больше и меньше… Шевалье навидался уродов — на каждой ярмарке по дюжине. Но Ури, судя по всему, не родился уродом.

«Резать на части и сшивать ниткой…»

— Выпейте, герр Шевалье!

В огромной ручище Ури появилась фляга. Огюст без удивления отметил корявые швы между пальцев. Кажется, у великана и впрямь не сложилось с докторами.

— Спасибо, господин Ури.

Во фляге оказалось не вино, а странный напиток. Без спирта, кисло-сладкий. С первым же глотком стало легче. Веселее. В конце концов, его не «оформили», не заковали в цепи.

Жить можно!

— Не называйте нас так, герр Шевалье, — чуть подумав, рассудил страшный Ури. — Метафизически это неверно. Мы склонны считать подобное в некотором роде богохульством и узурпацией прав…

— Прекрати! — рявкнул Бейтс. Он явно слышал монолог не в первый раз. — Теолог отыскался! Д‑дверь! Свистни Эминенту, он велел…

Громкое сопение великана заставило громилу умолкнуть.

— Вы неблагодарны, герр Бейтс! Вы быстро забываете все хорошее, если смеете говорить о добром Эминенте в таком тоне. Доброго Эминента нельзя свистнуть. Его можно почтительно пригласить. Очень почтительно, герр Бейтс. К тому же вы часто богохульствуете, а это вредит вашей бессмертной душе!

«С чего бы им, немцу и англичанину, разговаривать по‑французски? Чтобы мне было понятнее? Вряд ли. Возможно, Бейтс не знает немецкого, а Ури — английского. Зато оба худо-бедно говорят на языке Вольтера…»

— Извините, что мы об этом вам напоминаем, герр Бейтс. Такое неприятно слышать. Но мы обязаны предостеречь…

«Ну конечно! Ури — один из швейцарских кантонов. Отсюда и „герр“, и отменный французский. У великана не имя — кличка. Швейцарец-исполин Ури, жертва злых докторишек!»

О чем‑то подобном Огюсту уже приходилось слышать или читать.

— Кончай проповедь! Эминент!

«Где? — изумился пленник. — Ни звука шагов, ни голоса…»

И тут он увидел свет. Синий огонь возник наверху, в темном проеме, куда вела лестница. Вначале точка, затем — дрожащий венец. Огонь рос, струился по ступеням… Шевалье сглотнул, не веря своим глазам. Электричество? Вольтова дуга?

Раздался скрип. Появилась нога в остроносом сапоге.

— Эминент! — возликовал плохо сшитый великан Ури.

Огюст не знал, кого ожидал увидеть. Однако без гения места не обошлось. Раз Нельская башня, то главный здесь — некто в рыцарских латах и шлеме с закрытым наглухо забралом. В крайнем случае годился черный плащ и бархатная маска. Романтика, ничего не попишешь. Дюма Три Звезды вывел бы именно такого Эминента. Сена кишит трупами, убийцы являются во снах…

Плаща не было. Как и лат с забралом. Серые панталоны, дорожный сюртук. Сукно дорогое, но в меру. Полковник в отставке? Хоть маска‑то в наличии?

Про полковника подумалось не зря. На сюртуке того, кто спускался, окружен мерцанием синего огня, над сердцем белел крестик. Золотая корона, узорный синий бант, издали похожий на листок клевера. В орденах Шевалье не разбирался. Прусская Корона? Шведский орден Вазы?

Лицо!

Обошлось без маски, даже без парика. Тонкие губы, длинный нос, впалые щеки. Большие уши оттопырены, кожа ровная и гладкая. Ни морщинки, ни родинки. Редкие светлые волосы зачесаны назад, седины нет и в помине.

— Добрый вечер, господин Шевалье!

По голосу — полвека, по виду — под сорок. А если в глаза заглянуть?

— Не хотелось начинать знакомство с подобного. Но…

Легкий взмах ладони — узкой, холеной. Огюст быстро огляделся. Был хрипатый — нет хрипатого. И великан пропал. Справа — дверь. Наверное, там спрятались.

Сапоги без звука ступили на земляной пол.

— Придется начать с извинений. Господин Шевалье! Я прошу прощения за моих друзей. С вами обошлись бестактно. Но поймите и нас! Мы — иностранцы. Наша миссия требует конфиденциальности. Члену Общества Друзей Народа должны быть понятны наши мотивы.