Механизм жизни

— И правильно сделаете. Я бы тоже не поверил. Увы, меня связывает обязательство, которое я не могу нарушить. Иначе я постарался бы взять вас обоих под контроль — либо покинуть Ключи немедленно. Но долг требует моего пребывания здесь. А мои силы имеют предел. Я вынужден предложить вам сделку.

— Продолжайте, герр Чжоу.

Волмонтович хмыкнул, не скрывая скепсиса, и поправил окуляры. «Если вы рассчитываете заговорить нам зубы и выкинуть какой-нибудь фортель, — читалось на лице князя, — то я вслед за Данте рекомендую: lasciate ogni speranza voi ch’entrate…»[70]

— Я готов дать слово, господа, что отказываюсь от намерения поквитаться с вами. Закончив свои дела здесь, я немедленно уеду. Мы больше никогда не увидимся. По крайней мере в этой вашей жизни. Также я не стану покушаться на вас чужими руками.

Эрстед в задумчивости поскреб бритый подбородок.

— Допустим. Что потребуется от нас?

— Вы в свою очередь дадите слово чести не покушаться на мою жизнь, не выдавать меня властям — и не препятствовать мне в исполнении моего долга.

— Для этого мы должны знать, в чем заключается ваш долг.

— Разумно, — кивнул китаец. — Я не клялся хранить тайну. И готов удовлетворить ваше любопытство.

— Это не любопытство. Это элементарная осторожность.

— Как вам будет угодно. — Чжоу Чжу улыбнулся во второй раз: холодно и неприятно. — Мой долг — исполнить обещание, данное Ивану Алексеевичу Гагарину, отцу хозяина здешней усадьбы.

— Пся крев! — Волмонтович вздрогнул. — Вы и с ним знакомы?!

— Мы виделись один раз, перед смертью князя. Этого оказалось достаточно.

— Достаточно — для чего?

— Для того, чтобы князь доверил мне свою ци. Я — посланник. Княжеская ци со мной, в надежном резервуаре. Она ждет того момента, когда я перелью ее в избранного князем мальчика. Мальчик здесь, в Ключах.

— Они родственники? Я имею в виду, князь и мальчик?

— Это внук Ивана Алексеевича, внебрачный сын хозяина усадьбы. Не волнуйтесь, пересадка ци не повредит здоровью ребенка. Не считая кармической коррекции, он даже сохранит исходную личность. О да, герр Алюмен! Я действительно искал не вас. Когда б не заступничество вашего покровителя… Поверьте, я настиг бы вас еще во Франции.

— Моего покровителя? О ком вы говорите?!

Эрстед был сбит с толку. Он полагал, что Чжоу Чжу — агент Тайной канцелярии… И вдруг, как снег на голову — ци князя Гагарина, какие‑то мальчики… Вспомнив историю Павла Ивановича, датчанин ощутил легкое возбуждение — так с ним случалось всегда, когда цепь размышлений складывалась в логичный итог. Неужели при помощи герра Чжоу мертвец хочет повторить то, что уже однажды сделал со своим сыном безо всяких посредников?

«А что он сделал?» — спросил Эрстед сам себя.

— Я говорю о человеке, который носит имя Эминента.

— Холера! — поляк угрожающе взмахнул тростью. — С ним вы тоже знакомы?!

— Что вы знаете о холере?! — голос китайца на миг сорвался.

— О холере? Все!

Волмонтович гордо подбоченился.

— Похоже, я недооценил вас, господа, — сказал Чжоу Чжу после долгого молчания. — Теперь мне ясно, почему герр Эминент не захотел указать мне ваше местопребывание. Более того, по‑моему, он был в ярости. Расстались мы с ним далеко не лучшим образом.

Может, китайцу что‑то и стало ясно, зато Эрстед вообще перестал что-либо понимать. Фон Книгге отказался выдать его заморскому мстителю? Пришел в ярость? Не Эминент ли совсем недавно приложил все усилия, чтобы отправить блудного ученика в мир иной?!

— Хорошо, герр Чжоу. Я согласен. Но при одном условии.

— Вы хорошо подумали, друг мой?

— Да, князь.

— Вы уверены, что он не ударит нам спину? При первом же удобном случае?

— Уверен.

— Извините, что прерываю ваш увлекательный диалог, — вмешался Чжоу Чжу. — Что за условие?

— Я хочу присутствовать при вашем опыте пересадки ци.

— Мы хотим присутствовать, — уточнил Волмонтович.

Он по‑прежнему не доверял китайцу.

— Я так и думал, что это будет вам интересно. И как ученому, и как мастеру ци‑гун. — На миг Чжоу Чжу задумался. — Но вы обещаете мне не мешать?

— Если не возникнет опасности для наших жизней.

— Не возникнет. По рукам, как говорят в России?

И Чжоу Чжу протянул Эрстеду узкую ладонь.

Какое‑то движение в окне второго этажа привлекло внимание датчанина. Китаец и Волмонтович стояли спиной к дому; сейчас лишь Эрстед мог видеть окно гостевой комнаты, раздвинутые шторы — и напряженную фигуру Пин‑эр. Дочь наставника Вэя, упершись лбом в стекло, глядела в сад. Чувствовалось, что она в любую секунду готова, не тратя времени на мороку со шпингалетом, выбить раму собственным телом — и кинуться на Чжоу Чжу.

В воздухе повисло рычание — еле слышное, скорее морок, чем звук.

Отвернувшись от окна, Эрстед медленно — так медленно, словно боялся наступить на гадюку, — шагнул вперед и скрепил уговор рукопожатием. Когда он вновь поднял взгляд, Пин‑эр в окне уже не было.

Сцена четвертая Воскрешение отцов

1