Механизм жизни

Собственное имя донеслось издалека, из‑за темного горизонта. Почудилось? Кто станет звать его? Кому это по силам?

— Адольф Франц Фридрих, барон фон Книгге…

2

Над головой полыхнула беззвучная синяя вспышка.

Шевалье невольно зажмурился. На сей раз его выбросило у подножия одной из пирамидок, окружавших Лабиринт. Имейся у Огюста тело, потомки сейчас любовались бы испуганным троглодитом. Но тела ему не выделили, и слава богу. По крайней мере не так стыдно.

Рядом булькнуло, и он поспешил вернуть себе зрение. Над бортиком торчал старый приятель: одинокий глаз на толстом стебле.

— Как хорошо, что вы вернулись! — глаз радостно моргнул. — В прошлый раз контакт прервался так неожиданно! Мы опасались…

— …что потеряли меня, — закончил за него Шевалье. — Какие‑то однообразные у вас опасения, не находите? На моей персоне что, свет клином сошелся?

— В некотором роде. Не свет, но большой фрагмент вашего хроносектора. Мы очень заинтересованы в сотрудничестве. Жаль, если вас отрежет. Давайте перейдем к сути вопроса, а?

Будь глаз барышником, подумал Шевалье, много бы с такими увертками не наторговал. Отрежет? Меня? Молодому человеку представилось сверкающее лезвие Вселенской Гильотины, неотвратимо рушащееся из небесных высей. «А может, это и к лучшему? — вкрадчиво шевельнулась змея в сердце. — Меньше знаешь — крепче спишь! И не придется делать выбор, гадая: морочат тебя потомки или нет…»

Однако природная любознательность оказалась сильнее.

— Хорошо. Я готов вас выслушать. Только с одним условием.

— Каким?

— Мне надоело говорить с глазами на стебельках. С пустым местом, с фантомами! Явитесь мне в человеческом теле! Вы можете его вырастить?

— Могу… — глаз замялся.

— Ну?

— Инструкцией по темпоральным контактам это не рекомендуется. Возможно, мой вид вас шокирует. Мы ведь меняем тела… как это?.. как перчатки! И не привыкли долго поддерживать одну форму.

— Но у вас есть тело?! Лично ваше, единственное и неповторимое?

— Есть, — покаянно признал глаз.

— Вот и выращивайте! Сию минуту. Чем быстрее справитесь, тем скорее получите меня в свое распоряжение. А иначе разговора не будет!

Огюст сам не понимал, что на него вдруг нашло. Далось ему это тело! В конце концов, упрись глаз, Шевалье согласился бы выслушать его и так.

— Ладно-ладно! Обождите минуту, я сейчас…

«…оденусь», — мысленно закончил за него Шевалье.

Над алюминиевым бортом вспух склизкий полип, стремительно увеличиваясь в размерах. У Огюста создалось впечатление, что из глубин Лабиринта восстает гигантский фаллос.

«Ох, он доиграется! Сменю ему прозвище — то‑то лаборант повеселится!..»

«Фаллос», словно подслушав чужие мысли, опомнился. Невидимый резец принялся высекать из слизистой колонны фигуру человека. Вот проступила голова, плечи, рельефные мышцы живота, мускулистые руки…

Человек перебрался через бортик и легко спрыгнул на песок. Слизь высыхала, превращаясь в гладкую кожу, слегка тронутую золотистым загаром. Огюст невольно вспомнил «фантомное тело» ангела-лаборанта. Если тот пропорциями напоминал Аполлона, то Переговорщик позаимствовал фигуру у молодого Геракла. Статен, широк в кости, но не столь массивен, как победитель Немейского льва.

«Да ему и тридцати нет!» — изумился Огюст.

Чресла Переговорщик целомудренно прикрыл набедренной повязкой. Шевалье подозревал, что это лишь видимость и глаз вырастил ее из «коллективной плоти» Лабиринта. Если они крылья с жабрами выращивают… Интересно, она снимается или приросла к телу?

Спросить он постеснялся.

А вот лицом сей Вергилий[71] ничем не походил на Геракла. На изображения настоящего Вергилия он, впрочем, походил еще меньше. Скорее уж — заносчивый испанский кабальеро, готовый вызвать на дуэль любого, кто косо на него посмотрит. Секунду поколебавшись, Переговорщик отрастил себе черную эспаньолку, отчего сходство с испанцем усилилось.

— Удовлетворены?

По лицу Переговорщика пронеслась зыбкая рябь — как по воде в ветреный день.

— В‑вполне, — икнул Огюст.

Глаз прошелся туда-сюда по песку. Остановился напротив места, где завис в воздухе бестелесный Шевалье. Внимательно изучил пустое пространство перед собой. У Огюста создалось впечатление, что глаз видит его насквозь.

— Скажите, Огюст… Вы никогда не задумывались, что смерть — это несправедливо?

3

— …всех?!!

— Всех.

— Абсолютно?!

— Да.

— Но ведь это несметное количество!

— Очень даже сметное. Учитывая естественную погрешность, чуть больше ста миллиардов. Вполне реальное число.

— Вы издеваетесь надо мной?!

— Нет. Я предельно серьезен.

Раздавлен, расплющен, размазан тонким слоем по песку, Шевалье судорожно пытался собраться с мыслями. Да что там мысли — тут бы самого себя собрать! В сравнении с тем, что обрушил на его несчастную голову Переговорщик, меркли коллективная плоть Лабиринта, ледяные шестеренки Механизма Времени, полеты над обезлюдевшей Землей…

— Вы — боги?!

— Ну какие мы боги? — усмехнулся Переговорщик.

Он задумчиво подергал свою чудесную эспаньолку. Сквозь кожу проступила сетка вен — словно корни растения-паразита оплели руку. Миг, и рука вновь сделалась гладкой.