Механизм жизни

— Нет-нет, майн герр! Климат и теплое море сами по себе никак не могут лечить. Они лишь способствуют правильному циркулированию жидкостей в организме, улучшают аппетит, но исцелить не способны. Если требуется бальнеологическое лечение, то надо найти подходящий курорт, подобный карлсбадскому. Вспомните исследования великого Давида Бехера о принципах воздействия целебных вод…

Эминент улыбнулся, не открывая глаз. Деликатный Ури пытается говорить вполголоса. Напрасно! Малыша слышно даже через закрытую дверь.

— Мы также обязаны упомянуть последние статьи француза Жанна де Карро о пользовании естественными банями на основе горячих источников. Особенно, на наш взгляд, перспективно грязелечение, как наиболее активный метод воздействия…

Собеседник швейцарца, московский врач, на свою беду, понимал по‑немецки. С чем и попал в оборот.

— Поэтому мы рискнем возразить вам, майн герр! Поездка в Южную Италию не поможет герру Эминенту. Ему следует прописать нечто более действенное…

Доктора привел сам Ури. Всю ночь великан не спал, ворочался под старым армяком, утром мрачно бродил по квартире, затем взмахнул могучей ручищей, словно хотел прибить кого‑то, — и убрел искать «лекаришку».

Кажется, результатом он остался не слишком доволен.

— Из малыша получился бы прекрасный врач, — тихо заметил Чарльз Бейтс. — Он понимает… Нет! — он чувствует, когда человеку больно. Откуда парень нахватался всей этой медицины? Неужели у своего Франкенштейна?

— Прощайте, майн герр, — донеслось из‑за двери. — Главное, что переломов и мозговой горячки нет. Вы нас очень обнадежили. Да‑да, все предписания будут выполнены. Мы лично проследим. Сейчас же идем в аптеку.

— Может, и впрямь съездим в Италию? — без особой уверенности предложил актер. — Жаль, денег мало. Я постараюсь что-нибудь придумать…

Эминент не стал спорить. Теплая Италия, холодная Москва…

Его хворь не вылечишь переменой климата.

Первый раз за много лет барон фон Книгге не знал, что делать. Вначале он растерялся, затем растерянность сменилась страхом и наконец — равнодушием. Ури напрасно волновался: у него не было переломов. Ушибы, полученные по время схватки у гроба, не слишком досаждали.

Но что‑то все-таки сломалось.

— Я видел сон, — бросил он, по‑прежнему не открывая глаз. — Мы гуляем с вами, Чарльз, у пруда, любуемся закатом. Всё как вчера, но на мне почему‑то белый мундир — прусский, старого покроя. И орден, как полагается. Мы говорим о постановках Шекспира, вы, как обычно, возражаете… Вдруг я чувствую боль. Орден исчез, вместо него — сквозная рана. Кровь запеклась, плоть почернела, и я понимаю, что ухожу. Выливаюсь сквозь эту рану, как вода из дырявого кувшина. Смотрю вокруг — мы не в Москве, а в Ганновере, на старом кладбище…

Продолжать он не решился. Бейтс тоже молчал, кусая губы. О бродяге, лежащем на ганноверском погосте, актер не догадывался. «И слава богу!» — решил Эминент. Чарльз и так считает его некромантом. Что бы он сказал, узнав правду?

Рана на месте ордена… Эминент стиснул зубы, еле сдерживая стон. Не в этом ли ответ? Сила, годы питавшая его, выплеснулась, ушла в пустоту, водопадом рухнула в пропасть. Остались жалкие крохи — так шлют деньги бедному родственнику, мало заботясь его делами.

Проклятый мертвец!

Следовало не раскисать, впустую тратя драгоценные дни, а срочно ехать в Ганновер. Искать подходящее тело — здоровое, полное жизненной энергии. Найти, провести летаргирование; уложить в могилу. Или не искать. Бейтс и Ури — подходят оба. Чарльз, конечно, лучше. Умничать вздумал, актеришка? Характер показывать?

Сам тебя выкопал — сам и закопаю!

Эминент подивился собственной кровожадности — и внезапно понял, что это конец. Малышу Ури незачем стараться. Он, Адольф фон Книгге, уже никого не убьет. Странно, еще недавно он с завидной регулярностью навещал могилу в Ганновере. Очень нравилось читать надпись на собственном надгробии. Это ли не торжество над Костлявой?

Завидуй, Калиостро, в своем гнилом гробу!

Волна давней гордости отступила, ушла в песок, сменившись иным чувством — стыдом. Есть такой стыд, который горше смерти.

— Вы читали «Фауста»?

— Разумеется. Всякий образованный человек следит за публикациями такого титана, как Гёте. Жаль, что нам с вами доступен лишь фрагмент.

Табличка из бронзы, привинченная к надгробной плите, букетик увядших левкоев. Плачущий юноша, не успевший на похороны своего кумира.

— Андерс Сандэ Эрстед, к вашим услугам. С кем имею честь?

— Живейшие и лучшие мечты
В нас гибнут средь житейской суеты…