Механизм жизни

Эту пальмовую рощу он до сих пор видел лишь издали. Перламутровый песок, обломки раковин блестят на солнце; в вышине — шелест тюрбанов резных листьев. Шум прибоя действовал успокаивающе. Лабиринт отсюда был едва различим. Его местоположение определялось по синим огням, время от времени вспыхивавшим на вершинах пирамидок.

— Рад, что вы снова навестили нас. Еще раз простите за доставленные неудобства.

— Да ладно, я сам виноват… — Если бы мог, Огюст расшаркался бы и потупил взор. Угораздило же вломиться в Грядущее пьяным в стельку! Что подумают потомки о буйном предке?! — Знаете, я вас не вижу. А вы меня? Как вы определяете, что я уже объявился?

— Мы не видим вас. Мы вас ощущаем. Если вы, к примеру, работаете в лаборатории, вы ведь заметите, что… — глаз задумался, подбирая слова. Казалось, Переговорщик лабораторию представлял совсем иначе, чем гость, — что в помещение кто‑то вошел?

— Человека — замечу. Призрака — вряд ли.

— Да, пример неудачный, — вздохнув, согласился Переговорщик. — Хорошо, зайдем с другого боку. Как по‑вашему, электрический ток — материален?

— Разумеется!

— Но ведь вы его не видите, верно? Как вы определите наличие тока в проводнике?

— По запаху.

— А, вы шутите! — догадался глаз. — Очень смешно. А если всерьез?

— При помощи гальваноскопа. Или по отклонению магнитной стрелки.

— Отлично! Теперь представьте, что гальваноскоп или компас — один из ваших биологических органов. Вам не нужно смотреть на приборы, чтобы определить: рядом объявился новый источник электротока. Вы это просто чувствуете.

— Компас — мой орган? Очень интересно…

Складывалось впечатление, что два философа — бестелесные Сократ с Платоном — прогуливаются меж тропических деревьев, ведя познавательный разговор. Огюст словно оседлал пони-невидимку, повинующегося мысленным приказам всадника-призрака.

Подарить, что ли, идею мэтру Дюма для пьесы?

— Хорошо, наличие тока определяют приборы. А наличие… э‑э… в смысле, присутствие души? Она что, тоже…

— Конечно! Материя существует не только в виде корпускул.

— Атомов?

— Да. Атомов и еще более мелких частиц. Каждая частица одновременно является волной. Корпускулярно-волновой дуализм… Ох, простите! В ваше время эта теория еще не создана. Но само понятие электромагнитных волн Фарадей ввел как раз в 1832 году! Если совсем просто: любому вещественному объекту соответствует определенная волновая структура, невидимая глазом. Сложнейшую композицию излучений человеческого организма и можно назвать душой. Волновая матрица личности. В вашем хроносекторе нет приборов, способных ее зафиксировать. А мы умеем воспринимать и корпускулярный, и волновой диапазон.

— И для этого отращиваете себе новые органы?!

Бурлящая жижа, глаз на стебельке, крылатый «демон»; морская тварь исчезает в тошнотворной массе… Люди ли вы, потомки?! — в очередной раз задал себе вопрос Шевалье и не нашел ответа.

Пальмы остались позади. Они выбрались на берег океана. У горизонта по аквамариновой глади скользила темная черточка. Молодой человек вгляделся — и море рванулось навстречу. Казалось, услужливый лакей подал Огюсту подзорную трубу.

Исполинский корабль рассекал волны, оставляя за собой узкий пенный след. Несомненно, это было творение рук человеческих: спиральные башенки, паутина черных проводов, обтекаемые формы надстроек… В то же время корабль напоминал восставшего из глубин библейского Левиафана. Ни парусов, ни мачт; дымящих труб или гребных колес тоже не наблюдалось. Корпус, уходя в воду, лоснился мокрой кожей. По ней часто пробегали неприятные судороги. Неожиданно «корабль» изогнулся всей своей тушей, меняя направление, плеснул хвостом — да‑да, мощным китовым хвостом! — и с невероятной скоростью понесся за горизонт.

Шевалье и без встроенного в задницу биокомпаса почуял: Переговорщик с интересом наблюдает за реакцией гостя.

— Новые органы? — как ни в чем не бывало продолжил глаз. — Да, и их тоже. Но не это главное. Все дело в балансе: «волна — корпускула». Мы способны его регулировать. То, что вы называете «душой», — по большей части волновая структура, а тело — по большей части корпускулярная. С появлением хромосомных вычислительных машин это различие перестало быть существенным. Мы научились изменять свои тела, сливать их воедино, воспринимать волновой диапазон непосредственно, общаться в нем…

— Сливать воедино? Этот ваш лабиринт с блевотиной?..

Шевалье с омерзением покосился в глубь острова.

— Экий у вас буйный ассоциативный ряд! — деликатно хихикнул собеседник. — Вы правы, это и есть мы. Объединенные плоть и разум; если угодно — тела и души. В любой момент каждый из нас волен вырастить из общей биомассы индивидуальное тело и разорвать солитонно-волновой контакт.

— Но зачем вам это?!

— Разве в ваше время ученые не работают сообща?

— Да, конечно. Но…