Механизм жизни

Когда они выбрались из подвала, фокусник трупно-зеленым цветом лица напоминал восставшего покойника. Эрстеду сразу вспомнился штурм Эльсинора шведами-мертвяками. Он даже испугался: как бы с мэтром не приключилось беды — в его‑то возрасте! Однако все обошлось. При помощи флакона с нюхательной солью и бокала «Мартеля» Антон Маркович быстро восстановил силы, телесные и душевные.

Хозяин с ехидцей поглядывал на гостя:

«Что, боялись, я заставлю себя уважать?[20] Не дождетесь!»

Сам Эрстед надышался ядовитой дрянью куда сильнее Гамулецкого, но старался не подавать виду. Если уж старик так держится, нам и подавно грех давать слабину. От нюхательной соли он отказался, но поданной Никитой еде — пирогу-рыбнику, мясной кулебяке и соленым груздям — отдал должное. Как и смородиновой настойке, которую хозяин всячески рекомендовал. Откушав с немалым удовольствием, Эрстед убедился: иллюзионист знает толк не в одних китайских чаях да хитроумной машинерии.

Два часа пролетели стрелой. Вставая из‑за стола, полковник был готов к дальнейшим подвигам.

— Спускаемся? Думаете, времени прошло достаточно?

— Уверен. Все органические растворители, которые я использовал, весьма летучи. По крайней мере предварительные результаты будут видны.

В подвал спускались с опаской. Эрстед распорядился, чтобы Никита с подсвечником шел позади всех. Едва, мол, махнут тебе рукой — замри на месте и дальше не суйся. Однако страхи оказались напрасны. Вонь в подвале ощущалась, но вполне терпимая. Можно дышать, не боясь грохнуться в обморок.

— Ну‑ка, поглядим…

Картина в большинстве кювет не слишком вдохновляла. Желто-белесая жижа, точь-в-точь моча больного диабетом, еще не посетившего лечебный курорт в Лугачовице, — или жалкий осадок под слоем мутной жидкости.

— Теперь мы знаем: ксилоидин в двууглеродистом водороде не растворяется, — констатировал неунывающий Эрстед, сверившись с записками. — Зато смеси растворителей…

— А это что такое? — Гамулецкий стоял в дальнем конце стола, у последних номеров. — Смотрите, Андерс Христианович!

И, прежде чем датчанин успел его остановить, проворно запустил руку в кювету.

— Побойтесь Бога, Антон Маркович! Зачем же руками хватать?

Неугомонный старик виновато потупился:

— Привычка. Все надо на ощупь попробовать…

— Хорошо, что там не было кислоты или щелочи. Обожглись бы, — ворчливо выговаривал ему Эрстед. — Кстати, а где образец?

Он уставился на кювету, испачканную черной грязью. За исключением нее, кювета была пуста.

— У меня в руке, — тоном удачно напроказившего мальчишки сообщил восьмидесятилетний фокусник. — По консистенции напоминает сырую глину. Мнется, лепится… и сохнет прямо в пальцах. Вот, извольте взглянуть.

Гамулецкий продемонстрировал кругляш неправильной формы. Более всего тот напоминал крупную сливу, черную от спелости.

— Хм… любопытно… — забыв о наставлениях минутной давности, датчанин в свою очередь ткнул в кругляш пальцем. На образовавшуюся вмятину он воззрился, как Моисей на пылающий куст. — Говорите, быстро высыхает?

— Совершенно верно, голубчик.

— Если не возражаете, помните его еще чуточку. Глядишь, скорее застынет. Тогда и увидим, что у нас получилось.

Не сговариваясь, оба естествоиспытателя опустили глаза на листок бумаги, где были перечислены компоненты «сливы».

— Значит, смесь растворителей. Плюс дополнительный загуститель… С остальным разберемся потом. Есть у меня подозрение, Антон Маркович, что вы держите самый перспективный образец.

Гамулецкий продолжал усердно мять «сливу» в пальцах. Та уже не пачкала руки. Когда по прошествии четверти часа образец застыл окончательно, он походил на толстую сигару, которую изваляли в угольной пыли. Забрав «сигару» у иллюзиониста, Эрстед в задумчивости постучал ею по столу, колупнул ногтем.

— Твердая, как камень. Гвозди забивать можно.

— Вы изобрели молоток! — хихикнул старик. — Мастеровые вас благословят! Но нас, если вы помните, интересует другое применение этого чуда. Испытаем?!

Взгляд хозяина дома пылал боевым задором.

— Только не здесь! Мы понятия не имеем, каков будет эффект. Нужно уединенное место, где мы проведем испытания без свидетелей. Иначе нас могут неправильно понять.

— Вы совершенно правы, Андерс Христианович! Как же это я дал промашку? Случись взрыв — мигом примчится полиция, жандармы… Нет, нам с вами эксцессы ни к чему. Тем паче вы иностранец, особа под подозрением…

В словах и движениях Гамулецкого пробилась суетливость, ранее не свойственная мэтру. Это неприятно удивило Эрстеда.

— Едемте за город! Я велю Никите пригнать извозчика.

— Погодите. Вы ведь помните, в чем заключалась исходная проблема?

— Гигроскопичность!

— Вот и проверим. Никита, графин воды и стакан!

Наполнив стакан, Эрстед окунул туда «сигару» и пару минут болтал ею в воде. После чего извлек предмет исследований, провел по нему пальцем.

— Ни малейших признаков размягчения. Дайте мне платок.

Он тщательно вытер образец и протянул его хозяину дома:

— Убедитесь, Антон Маркович. Никаких следов влаги.

— Замечательно, голубчик! Едемте!

3