Мехлис. Тень вождя

Список обсуждают дальше, в результате Льву Никулину поручается писать на тему «Хулиганство и вежливость», Попову — о гибкости руководства, Анатолию Аграновскому — «Профсоюзы, женщины и дети». Здесь же наметили темы для фельетонов: о болтовне, о скрытой работе церковников, об интуристе, о домработнице, о служащих ресторанов и т. п. Воистину, в стране «победившего социализма» не было более важных и волнующих тем, не было конфликтов, за которые зацепилось бы перо фельетонистов!

Явно проигрывала творческая сторона в работе журналистского коллектива. «В самый короткий срок не только бесследно улетучилась привычная для редакции атмосфера, но сама «Правда», которая, хотя и именовалась центральным органом партии, но была, в общем, нормальной газетой, превратилась в некую безапелляционнодирективную инстанцию, — вспоминал один из старейших сотрудников карикатурист Борис Ефимов. — Любые возражения и даже малейшие сомнения по поводу каких бы то ни было мнений, напечатанных на осененных высшей партийной благодатью полосах «Правды», стали невозможны и просто немыслимы».

Было бы, однако, наивным полагать, что Мехлис забывал, разбираясь в проблемах провинциализма и вреде болтовни, о главном — формировании культа Сталина, борьбе за чистоту «линии партии», разоблачении всех, кто вольно или невольно отказывался жить по сталинским законам.

Руководитель «Правды» всеми силами поддерживал претензии вождя на единоличное толкование марксизма-ленинизма и истории партии. При этом шел порой даже на формальное нарушение установленного порядка. В 1934 году, даже предварительно не заручившись согласием ЦК ВКП(б), он объявил десятилетний юбилей книги Сталина «Об основах ленинизма».

При этом его не останавливали никакие моральные соображения, никакая правда истории. Так, 9 мая 1934 года «Правда» опубликовала рецензию Поспелова на воспоминания Н. К. Крупской о Ленине. Флер нарочитой объективности был не в состоянии скрыть резкие упреки в адрес вдовы вождя Октябрьской революции в том, что в ее мемуарах недостаточно отражена «руководящая роль» Сталина в создании и развитии большевистской партии.

Лев Захарович умело подыгрывал генеральному секретарю и в большом, и малом. Известно, что, играя на публику, Иосиф Виссарионович позволял себе отдельные жесты «скромности». Об одном из них главный редактор поведал на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года. Он зачитал полученное еще в 1930 году письмо вождя, причем для вящего эффекта подчеркнул, что делает это без разрешения автора: «Тов. Мехлис! Просьба пустить в печать прилагаемую поучительную историю одного колхоза. Я вычеркнул в письме слова о ««Сталине» как «вожде партии», «руководителе партии» и т. д. Я думаю, эти хвалебные украшения ничего, кроме вреда, не дают (и не могут дать). Письмо нужно напечатать без таких эпитетов».

Вот это настоящая преданность! Семь долгих лет бывший помощник хранил записку хозяина, чтобы пустить ее в дело. И нашел самый подходящий момент, дабы подкрепить миф об «исключительной скромности товарища Сталина».

Как и в бытность сталинским секретарем, Мехлис продолжал оказывать вождю серьезные услуги в его борьбе с политическими противниками. Историки располагают сведениями о том, что в начале 30-х годов, несмотря на репрессии, еще возникали локальные оппозиции курсу Сталина.

Так, председатель Совнаркома РСФСР, кандидат в члены Политбюро С. И. Сырцов вместе с единомышленниками, координируя свои действия с группой члена ЦК ВКП(б), первого секретаря Закавказского крайкома партии В. В. Ломинадзе, обсуждал возможность пресечения сталинских командно-бюрократических методов осуществления политического курса. Видный в прошлом партиец М. Н. Рютин, вел «разговоры антипартийного характера», утверждая, что «политика правящего ядра в партии во главе со Сталиным губительна для страны», и предрекал ее полнейшее банкротство. Исключенный за это из партии, он вместе с В. Н. Каюровым и М. С. Ивановым в августе 1932 года создал «Союз марксистов-ленинцев» — организацию, которая «не противопоставляет себя партии, а противопоставляет лишь Сталину и его клике».

В архиве Гуверского института войны, революции и мира, в фонде П. Б. Струве, хранится присланная в 30-е годы из СССР неким Василием Молотобойцем (явно псевдоним) «Поэма о бедлаге».[43] Это, пусть с поэтической точки зрения не очень совершенное, произведение свидетельствует, что далеко не все в нашей стране были оболванены официальной пропагандой и хорошо понимали суть политики «большого скачка»: