— Государыня, — снова заговорил он, когда член магистрата выговорился. — Человек твой сказывает, будто люди русские суть — звери лесные и ни к какому обучению не способны. Спорить с ним не буду, ибо и обсуждать такое — умаление чести царства нашего! Но позволь представить тебе, одного из сих отроков. Поговори с ним, да и реши сама, правду ли тебе говорят.
Повинуясь его кивку, в зал приемов ввели давешнего студента. Молодой человек очень стеснялся, однако же, старался держаться с достоинством.
— Многая лета, государыне и царевичу, — робко сказал он по-русски, сжимая в кулаке шапку.
— Вот видите, — не удержался Рауке. — Он даже не говорит по-нашему!
— Скажите, как ваше имя? — ласково спросила Катарина, проигнорировав выпад.
— Сергей Родионов я, матушка, из рязанских боярских детей!
— Что это значит?
— Он из рыцарского сословия, — пояснил фон Гершов.
— Вы явно поняли вопрос, но ответили все равно на русском. Вы плохо знаете наш язык?
— Я только здесь начал его изучать, Ваше Королевское Высочество, — перешел тот на немецкий.
— Однако говорите вполне бегло. Скажите, нравится ли вам учиться?
— Очень!
— А вашим товарищам?
— За всех не скажу.
— Но разве вас выбрали не по желанию?
— Государыня, мы от отцов и дедов служилые. Не в обычае у нас на службу напрашиваться или от неё отказываться. Где приказали — там и стоим. Однако же я очень рад, что меня учиться послали. Хоть мир поглядел.
— А почему этот, как его… Истома напал на ректора?
— Да потому что тот, лаялся всяко и слова поносные говорил, на русских и Россию. А Дементьев хоть и худо по-немецки разумеет, а все же догадался, да и попенял ему. А тот сдуру драться полез, ну Истома и дал разок в ухо.
— Он тоже рыцарь?
— Ага, из московских дворян. Кабы не учеба, уже бы в жильцах служил, а то и выше.
— Ничего не понимаю, — тихонько спросила герцогиня у Кароля. — Если этот Истома — рыцарь, то отчего не потребовал удовлетворения?
— В Москве поединки строго запрещены, — пожал плечами фон Гершов. — Причем, в отличие от Европы этот запрет отнюдь не формальность. Дворянин имеет право обнажать оружие только на службе своему государю. Все прочее может считаться разбоем и карается с крайней жестокостью.
— Прогрессивные законы! — кивнула Катарина. — Что же я поняла, вас, молодой человек. Передайте вашим друзьям, что отныне вы не будете ни в чем нуждаться, а также что нет никакой надобности драться с нашими чиновниками.
Выйдя из приемной залы Сергей остановился и с трудом перевел дух. Чудно ему былл, что царица приняла его сама, хоть и в присутствии придворных. Но тут в неметчине свои обычаи. Хотя, конечно, она еще не царица. Вот прибудет в Москву, тогда видно будет.
— Ох, прости Господи! — запнулся он и едва не выругался от боли.
— Под ноги смотреть надо! — раздался рядом звонкий смешок.
— Чего? — молодой человек с изумлением уставился на маленькую девочку в красивом платье.
— Я говорю — держись за воздух, а то упадешь! — охотно пояснила она и насмешливо улыбнулась.
— Ишь ты пигалица! — разозлился студент. — От горшка два вершка, а туда же… ты кто такова?
— Да я так, мимо проходила, а ты сам-то кто такой?
— Боярский сын Сергей Родионов, — приосанился молодой человек. — Прислан для учения в университет здешний. А сюда зван пред светлы очи государыни!
— Ишь ты! — уважительно протянула странная девочка, но тут же ехидно улыбнулась и спросила: — А отчего у тебя лапсердак такой невзрачный, видать папа-боярин поскупился?
Отрок не знал что такое «лапсердак», но общий смысл подначки уловил и оттого нахмурился. Одежда у него и впрямь не блистала, а где другую взять? Кабы было время, можно было у Истомы попросить его расшитый серебряным шнуром и галунами полукафтан, может и не отказал бы, хотя вряд ли. А в обычное время школяры носили нечто вроде подрясников, и колпаки без меховой оторочки, отчего походили на монастырских послушников.
— Погиб у меня отец, — строго заявил он своей новой знакомке. — На государевой службе!
— Прости, — смутилась Шурка, — я не знала.
— Бог простит! — сердито отвечал тот, но вид у девочки был такой умилительный, что он поневоле смягчился. — У тебя, видать, родители при государыне служат?
— Матушка.
— А кем?
— Камеристкой.
— Это кто ещё?
— Ну-у-у…, как тебе объяснить, нарядами заведует, одеваться помогает и прочее, что прикажут.
— Это ближняя боярыня, что ли? — выпучил глаза отрок.
— Ну, не совсем, боярыня…
— Девка сенная?
— Я тебе покажу, девка! — рассвирепела девочка. — Сказано тебе — камеристка!
— Ладно-ладно, не серчай, — испугался Родионов, так и не уловивший положения матери новой знакомой и, на всякий случай, решив не нарываться. — Не разумею я чинов здешних! Второй год в Ростоке жительствуем, а при дворе впервой. Немудрено прогадать!
— Клара Мария, ну где же ты была? — раздался совсем рядом голос принца Карла Густава. — Я так соскучился, и Евгения тебя не раз спрашивала!
— Да тут я, — беспечно отозвалась она и с улыбкой обернулась к брату. — А ты, верно, сбежал от юнгфрау?