Мекленбургская принцесса

Романов не знал немецкого, а принц – русского языка, поэтому обычно при их встречах присутствовал фон Гершов, выступавший в качестве переводчика. Но сейчас его не было, и роль толмача пришлось взять на себя Шурке. Митрополит, ни словом не обмолвившись, что знает девочку, принялся расспрашивать Карла Густава и Евгению, хорошо ли они почивали и много ли усвоили из его прежних поучений. Надо сказать, что он не слишком докучал детям с законом Божьим, чем в их глазах выгодно отличался от епископа Глюка. Было это, впрочем, не от небрежения пастырем своими обязанностями, а от понимания, что без знания языка он мало чего добьется, и нежелания торопить события.

Принц, донельзя удивленный, что его новоявленная сестра так хорошо знает русский язык, отвечал вполне толково и со знанием дела. Похоже, он действительно понимал, о чем речь, чего никак нельзя было сказать о переводившей ему сестре. Во всяком случае, митрополит остался доволен и благословил всех присутствующих, кроме Марии Агнессы. Та, наконец, поняла, в чем дело, и, опустив очи долу, повинилась:

– Простите, владыко, за обман.

– Бог простит, чадо! – строго отвечал он ей. – Почто хоть скоморошествовала?

– Получилось так, ваше преосвященство. Напали на нас дорогой, да почти всех, кто с нами был, убили. Бежать пришлось, а чтобы скрыться – переоделись.

– Ишь как! А чего это тати напали на вас, и, вообще, ты чьих будешь?

– Мария меня зовут. Мария Агнесса Мекленбургская. Дочь я Иоганна Альбрехта, то есть государя Ивана Федоровича.

В глазах иерарха русской церкви быстро промелькнул целый сонм разных эмоций – от недоверия до понимания. Наконец, придя к какому-то умозаключению, он спросил:

– А Мартин?

– Матушка это моя – Марта Рашке. Она родила меня еще до того, как мой отец на Катарине Шведской женился.

– Стало быть, ты – царевна?

– Царевна у нас – Евгения, владыко, а я так…

– Что место свое знаешь – хорошо, – задумчиво проронил Филарет. – Слышал я про то, что государь тебя признал. По нашим законам неправильно сие, да тут не Русь-матушка, стало быть, отцу твоему виднее. Ступай, чадо, нет на тебе греха! Однако же отныне каждое утро, в обед и перед сном читай трижды «Верую», «Отче наш» и «Богородицу», да моли Господа о прощении грехов отца твоего! А я тебя тропарю с кондаком[23] поучу, чтобы ты веру нашу постичь могла, да брата с сестрой при нужде наставить.

– Владыко, – осторожно заметила Шурка, чьи запасы смирения стали истощаться, – я вообще-то – лютеранка!

– Была бы ты православная, раба Божья, и сотней молитв не отделалась, – спокойно парировал митрополит и, широко перекрестив девочку, вышел.

Через несколько дней в Берлин примчались гонцы из Вольфенбюттеля от герцогини Клары Марии. Венценосная бабушка очень беспокоилась о судьбе пропавшей внучки, и ее поисками занялись всерьез. Благо что Старый Клаус рассказал, в каком направлении ее следует искать. По этому поводу Шурку снова одели в парадное платье и в присутствии четы курфюрстов и герцогини Катарины предъявили посланцам. Король Густав Адольф, призываемый государственными делами, уже отбыл и не смог принять участия в этой церемонии, но и без него общество собралось более чем представительное.

– С глубоким прискорбием узнали мы об ужасном несчастье, произошедшем со свитой принцессы Мекленбургской! – не терпящим возражений тоном заявила Катарина Шведская гонцам. – Поскольку виновные в этом злодеянии еще не найдены, мы берем означенную принцессу Марию Агнессу под свою защиту и покровительство. Мы сами позаботимся о вступлении ее в права владения пожалованными ей нашим благородным супругом землями и городом Ивенаком.

Гонец и не подумал ей возражать, да и кто бы его стал слушать в такой ситуации. Удостоверившись в том, что любимая внучка госпожи жива и здорова, он получил запечатанные письма, после чего откланялся. Бывшая камеристка захотела кое-что передать ему для герцогини Брауншвейгской и вышла вслед за ним. Мачеха завела разговор с маркграфиней Анной, курфюрст тоже куда-то удалился, и Шурка оказалась предоставленной сама себе.

Стоять разряженной как кукла посреди зала было не слишком удобно, и она сочла за благо незаметно выскользнуть и отправиться к себе, в надежде, что найдет кого-нибудь из служанок и те помогут ей переодеться.

Вообще, с прислугой частенько случались проблемы. Они прекрасно понимали двойственность положения незаконнорожденной принцессы и всячески старались ее избегать. Причем касалось это как служащих бранденбургских курфюрстов, так и людей из свиты герцогини Катарины. Разумеется, прямой приказ выполнили бы и те, и другие, но вид у них при этом был такой, будто они дают милостыню безродной побирушке. Все это было так унизительно, что Марта с дочерью старались обходиться своими силами и не обращаться лишний раз за помощью.