Мекленбургский дьявол

— Понимаю, — судорожно сглотнул Коста.

— Вот и славно. Поэтому, если что надо, говори прямо сейчас. Ни перед отходом, ни в море, а теперь!

— Да, господин. Кроме того, что я уже сказал, ничего не нужно!

— Вот и славно.

— Только один вопрос. Какое жалованье я могу пообещать своим людям?

— Сто акче, — заявил Панин, после чего немного подумав, добавил, — и половинную от казака или ратника долю добычи.

— Это щедрое предложение, кирие архигос. В таком случае, не от желающих отбоя не будет. Не в обиду будь сказано, но с тех пор как ваш великий государь взял Кафу, у нас — христиан не было никаких прибытков одни расходы. Нет-нет, я не жалуюсь, но… сколько людей можно набрать?

— Бери всех что есть. Если в Синопе и впрямь столько кораблей, как ты рассказывал, нам понадобится много людей, чтобы привести их сюда.

— Будьте покойны, мой господин, при таких условиях люди найдутся. Заработок всем нужен, ведь нас море не только кормит, но и одевает, и обувает…

— Все, хорош! — прервал его уставший от потока восточных словес Федор, — времени в обрез, поспеши, сам говорил, что отплывать надо через час — не позже.

— Уже бегу! — еще раз поклонился грек и, будто молодой, со всех ног кинулся в порт.

С той поры минуло почти два дня. Эскадра Панина поначалу шедшая вдоль берегов Тавриды на запад, достигнув мыса Сарыч повернула на юг. Сам Федор, отоспался вдосталь и теперь, стоя на корме своей флагманской галеры, изо всех сил вглядывался во тьму горизонта, в надежде разглядеть хоть что-то посреди черноты южной многозвездной ночи.

— Кирие архигос, видишь огонек? — уверенно и спокойно негромко сказал стоящий у штурвала Иерсмуза, указывая рукой вперед, — это маяк Синопа.

— Ни зги, — досадливо сплюнул Федор, чертыхнувшись про себя.

Спустя минуту, наведя подаренную царем подзорную трубу, он все же сумел рассмотреть крохотную светящуюся точку в черно-звездной дали.

— Как ты смог его приметить? — Панин никогда не жаловался на остроту своего зрения. Его в последнее время старые знакомцы-татары из хоругви Михальского даже начали уважительно именовать — Мэргэн за исключительную меткость. А тут выходит, сплоховал и уступил немолодому греку. Досадно.

— На то я и кормщик, кирие, чтобы видеть в море и свет маяков, и скалы, и мели.

— Тоже верно.

— Ветер зашел к северу и посвежел, стало быть, до берега надо идти под парусами, а когда повернем у оконечности мыса на запад, в бухту, придется налечь на весла! — заметил Иерсмуза.

— Верно говорит! — согласно кивнул стоявший до сих пор молча командир флагманской галеры Селиверстов и вопросительно посмотрел на Панина.

— Добро, — кивнул тот и начал отдавать распоряжения.

Его приказ передали от борта к борту по всем идущим строем клина кораблям эскадры. Впереди шли три фелюги Татаринова, следом основные силы. Раздались негромкие команды, словно шепоток пробежал по палубам. Разобрав весла, гребцы выдвинули их поверх особой продольной балки — постицы в особые отверстия, именуемые на галерах импавезы, в память о тех временах, когда вдоль фальшборта крепили большие прямоугольные щиты — павезы. Совершать все эти действия уже непосредственно в порту было бы слишком непредусмотрительно и шумно, да и неразберихи не избежать. А так, за милю до берега, все прошло тихо и спокойно, да и люди разогрелись и занялись делом, вместо того, чтобы с тревогой ждать в бездействии.

Федор заранее уговорился со своими капитанами о плане действий. Фелюги Татаринова и первые пять галер должны высадиться на берег непосредственно у стен крепости, чтобы сразу же пойти с лестницами на приступ. Остальным кораблям эскадры следовало немедленно брать на абордаж каторги и мавны турок и не дать «купцам» уйти в море. Помочь в решении этой задачи должно было и то, что османские моряки никогда не ночевали на борту, тем более находясь на базе флота — в Синопе.

Последние минуты перед высадкой растянулись в бесконечность. Сколько он ни вслушивался, вокруг царила тишина, нарушаемая разве что плеском волн, криками неугомонных чаек и редкими перекличками стражников на стенах. Их далекие голоса сохраняли поистине восточную безмятежность и покой, не подозревая, как близко к ним подобралась неминуемая смерть. Наконец, нос галеры ткнулся в прибрежную отмель.

— Ну, с богом! — Панин широко перекрестился и одел шлем.

И первым спрыгнул в воду, оказавшуюся ему почти по пояс. Следом за ним тут же последовали остальные охотники и верный Васька, который тащил разом саадак с карабином своего хозяина. И то и другое он предусмотрительно поднял высоко над головой, чтобы не замочить.

«Молодец», — одобрительно подумал Федор, спрятавший пистолеты за пазухой кожаного камзола.

Выбравшись на берег, он стал внимательно прислушиваться, но плеск воды и сдавленные ругательства подчиненных мешали ему.

— Тихо вы! — не выдержав велел им полковник.

— А мы чего, мы ничего, — дрожа от возбуждения, шепнул ему Ванька-Кистень. — Казачки, поди, уже на стены лезут, а мы что же? Эдак, чего доброго, всю потеху пропустим.