Мекленбургский дьявол

– Ишь черти! Торговаться со мной вздумали. Ну, значит, не судьба им дожить до заката. Стреляй, ребята!

Вскоре подтянулись еще два орудия, и пошла пальба. Били не только из большого калибра. Расторопные Позднеев и Татаринов умудрились стащить со стен несколько турецких кулеврин и тоже принялись садить по воротам. Стреляли из мушкетов и самопалов солдаты и казаки. Если поначалу турки отвечали, но вскоре их подавили метким огнем из тяжелых пищалей.

Спустя полчаса створки, разбитые и раскуроченные, с каким-то почти человеческим стоном, заскрежетав, рухнули на булыжники мостовой.

– А ну, пушкари, выкатите поближе пушку и добавьте дробом! Митрофан, строй первую сотню! Киря, где твои арнауты, пришло время показать, чего вы стоите! Мишка, давай своих казаков сюда, пойдем на приступ! Остальным огонь по бойницам и зубцам стен, чтобы ни одна сволочь не смела головы показать!

Картечь тоже была каменной, но жидкой толпе турок, попытавшихся преградить дорогу захватчикам, ее хватило за глаза.

– За мной! – протяжно прокричал Панин, вынув из ножен шпагу, и ринулся вперед, увлекая остальных в едином порыве.

Русские, на ходу стреляя, одним броском преодолели расстояние до османов, и пошла рубка. Защитники цитадели дрались с отчаянием обреченных, но долго сдерживать напор нападающих не смогли. А когда из проема ворот появилась еще одна сотня охотников и, обойдя, ударила им в спину, началась резня.

– Не жалей никоторого! Бей-убивай! – рубя направо и налево, приказал Панин.

Увидев синопского пашу, отступающего под прикрытием двух латников, он с ледяной яростью крикнул:

– Пашу не трогать, сам возьму! Васька, лук мне! Что, торговаться вздумал, собака? Денег пожалел, богатств своих пожалел!

Растянув тугой лук до самого уха, он, почти не целясь, пустил стрелу, которая без промаха угодила под обрез шлема одного из телохранителей паши. Не медля ни мига, выстрелил еще раз, попав в бедро второго из латников, стрела глубоко засела в кости, заставив того рухнуть на землю и зайтись в немом вопле от неистовой боли.

Вражеский военачальник остался один, он уже не двигался, незряче глядя вокруг налитыми кровью глазами.

– Ну что, постучим саблями? – осведомился Панин, возвращая лук денщику и обнажая шпагу.

– Бурая гел[36], – оскалился прекрасно понявший его и без переводчика паша.

В Турции практически нет своей аристократии, а большинство важных чиновников и вовсе не принадлежат к их народу по крови. Все они жертвы девширме – бесчеловечной практики, когда детей забирали из христианских семей, затем обращали в ислам и воспитывали цепных псов Османского государства. Самые умные из них становились чиновниками и продвигались по службе, другие служили в янычарах, но все они прекрасно умели владеть оружием.

Однако и Панин за свою не слишком долгую жизнь успел кое-чему научиться. Благо учителя были хорошие вроде царского телохранителя Михальского и немца фон Гершова. Так что бой с пашой поначалу шел на равных.

Ни тот, ни другой не стали выгадывать и осторожничать. С первого же удара пошла жестокая рубка, от которой стальные клинки лязгали друг о друга, высекая искры. В какой-то момент турок почти сумел достать Федора, неожиданно полоснув его саблей по лицу, но стольник успел наклонить голову, и ловкий удар пришелся по козырьку ерихонки, просто скользнув по кованой стали. В ответ Панин кистевым вращением ударил по удерживающей оружие ладони и подсек пальцы противника, заставив выронить оружие. Затем последовали два стремительных удара крест-накрест, почти перерубившие шею турка, и рядом с лежащей на окровавленном песке саблей опустилось и его тело в дорогих доспехах.

– Вот это по-нашему, – раздались со всех сторон одобрительные выкрики зрителей. – Ай да полковник, ай да хват!

– Вы чего тут? – зверем посмотрел на них Федька. – В бой…

– Так все, – развел руками Ванька Кистень, – наша взяла!

– Как? – непонятливо перепросил стольник.

– Победа, Федор Семенович, – подтвердил слова капрала Позднеев. – Самая что ни на есть виктория!

Впрочем, как оказалось, захватить город это полдела, главная работа была еще впереди, и не отошедший до конца от жаркой схватки Панин направился прямиком во дворец паши. Слуги и женщины в панике попрятались кто куда и не мешали полковнику раздавать приказы.

– Обойти все дома, – велел он сотникам. – И первым делом освободить всех христианских рабов до единого.

– А если кто не похочет? – поинтересовался умудренный опытом Парфенев. – Мало ли таких в Кафе было – обасурманившихся?

– Палками гнать! – отрезал Федор. – Никоторого не оставлять. Хоть обрезанных, хоть холощеных. Всех на корабли!

– Как прикажешь, господин полковник, – отозвался озадаченный сотник.

– Вторым делом, – продолжал Панин, – всех девок местных, кто на лицо не страшен, в ясыри забрать, а парней и молодых мужиков поздоровее заковать в цепи и на весла на те корабли, что в гавани захватили. После на наших полоняников поменяем!

– Исполним.

– Ну а в-третьих, тащите на наши галеры все ценное и какое найдется оружие. А когда все вывезем, город спалить дотла! Мое слово твердое.