Мекленбургский дьявол

Вопрос был далеко не праздным. Четыре из девяти боеспособных галер ушли вместе с отрядом Панина, еще две остались в Кафе, чтобы попеременно конвоировать отправлявшиеся в Азов караваны с добычей, так что на мою долю остались только три. Причем боеготовность их весьма условна. Ведь по сути это первая кампания и для кораблей, и для большинства членов экипажей.

Но они, по крайней мере, уже хоть как-то сплавались, побывали в бою, почувствовали вкус победы. Еще три галеры – недавние трофеи. Экипажи набраны с бора по сосенке, вооружены тем, что осталось от турок, командиры из числа отличившихся офицеров. В общем, корабли скорее учебные, чем боевые. С другой стороны, а когда экипажи учить, если не сейчас, пока враг ошеломлен и не знает, что делать?

– Прикажите готовиться к бою! – велел я.

– Слушаюсь, – приложил два пальца к шляпе Петерсон, после чего резко обернулся и заорал что было мочи: – К бою!

Заспанный горнист тут же подскочил и, приставив к губам мундштук, с перепугу принялся играть сигнал к обеду. Однако отеческая затрещина от второго помощника мгновенно привела его в чувство, и над «Святой Еленой» вместо веселого – «бери ложку, бери бак, нету ложки – кушай так» стали разноситься звуки «тревоги».

Следом засвистели боцманские дудки, а за ними раздался топот босых ног по палубе. Через минуту аналогичные сигналы стали доноситься со следующих за нами галер. Матросы принялись карабкаться по вантам, чтобы уменьшить паруса, гребцы занимали места на банках, стрелки разбирали мушкеты, а канониры возились у своих «грифонов»

– Отличная идея с единообразными сигналами, ваше величество, – сдержанно похвалил Ян, после чего подпустил немного ехидства, – правда, они немного похожи…

Что тут скажешь, трудно обучить трубачей, если сам умеешь играть только на гитаре, а сигналы горниста последний раз слышал в пионерском лагере, и, кстати говоря, не все помнишь. Но как-то все-таки получилось.

Между тем край солнца уже приподнялся над горизонтом, светя нам в спину и слепя возможных турецких наблюдателей.

– А что, Никас, – в который раз поинтересовался я у лоцмана, – велика ли Варна?

– Константинополь много больше, – лаконично ответил мне грек.

Никас Теодоракис родом из Галаты – главного порта столицы Османской империи и все мерит масштабами своего родного города. Турок он ненавидит всеми фибрами души, что совершенно не мешало ему прослужить несколько лет в их флоте. Говорят, он давно мог бы сделать карьеру и стать реисом на одной из каторг султана, но не захотел сменить веру. Так это или нет, я не знаю, но, попав в плен под Азовом, он с охотой перешел на нашу сторону и с тех пор оказал немало услуг. А теперь вызвался быть лоцманом, благо окрестные воды знал не хуже любого контрабандиста.

Кстати, возможно, его преданность вере объясняется именно этим. Греческие контрабандисты – закрытая корпорация, и чужакам, а уж тем более ренегатам, в ней места нет.

– И много среди местных жителей болгар?

– Совсем нет.

– В смысле? – удивляюсь я, помня из прежней жизни, что Варна – болгарский город.

– Валахи есть, молдаване тоже случаются. А еще греки, венгры и, конечно же, турки.

– А кого больше всего?

– Я не считал.

– Тут всегда так много кораблей? – спросил я, разглядывая открывающийся вид в подзорную трубу.

– Как сказать, – ответил после недолгого раздумья Теодоракис, – торговцев бывает и больше, но вот чтобы так много военных…

– И впрямь, – озадаченно согласился я.

Помимо большого количества купеческих и рыбацких фелюг и прочей мелочи, посреди залива красовалась большая мавна, к которой жались пять каторг. Мавна – это турецкий аналог галеаса, скопированный восточными судостроителями у венецианцев. Говорят, что они еще более неповоротливы, чем их средиземноморские «собратья», но при этом несут больше крупнокалиберных пушек. В общем, серьезный противник.

– Какого черта они тут делают?

– Полагаю, ожидают ваше величество, – помрачнел Петерсон. – Какие будут приказания?

В принципе, перевес, хоть и небольшой, был на нашей стороне. Все-таки у нас, помимо «Святой Елены», было шесть галер и четыре небольших фелюги. Казаки Мартемьянова со мной не пошли, отговорившись тем, что к большим кораблям непривычны, а на стругах им за нами не угнаться. В общем, донцы сначала двинулись вдоль побережья Крыма, обещавшись, что разорят все турецкие и татарские городки и аулы по берегам, после чего направятся, куда им заблагорассудится. Я возражать не стал. Походу, атаман опять что-то мутит, а мне проблем и без него хватает. Пусть покуда кошмарит османское побережье, а там разберемся.

Но все-таки преимущество в одну галеру откровенно не велико, а учитывая степень подготовки экипажей, скорее умозрительное. И если турки готовы к бою, а сомневаться в этом не приходится…

– Они поднимают якоря! – крикнул с марса наблюдатель.

– Значит, действительно ждут, – согласился я.

– Государь, ветер у нас, – на всякий случай сообщил норвежец. – Мы можем повернуть и уйти.

– К черту! Мы будем драться.

– Есть! – зло ухмыльнулся стоящий у штурвала грек.