Мексиканка

– Так вот. Прежде, чем мы с ним поругались, я был на одной из экскурсий по городу. Он привёл нас на перекрёсток в центре города и начал рассказывать про может быть стоявший здесь госпиталь. И про запись в архиве и про мутную чёрно-белую фотографию, где видно краешек здание. А главное… Он сказал нам: вот видите особняк Брука? Почему он так стоит? Параллельно ничему? Под углом в тридцать два с половиной градуса к главной улице? Да потому что он стоял параллельно тому самому госпиталю, который когда-то выстроили на пустыре. Потом госпиталь снесли, но особняк уже был. Напротив него построили солидный банк из дорогого кирпича, а за ним построили доходный дом и так далее. Получилась новая улица, которая началась под странным углом к старой. Но и банк снесли, вместо него теперь бетонная высотка Медицинской академии. Особняк уцелел, но идущий за ним доходный дом раскрошился, как старая пломба, и теперь там торговый центр.

Так вот Лурия тогда сказал (мельком сказал, сам не заметил), что дома исчезают, а улицы остаются. И фраза эта засела у меня в голове. Собственно, улица эта была и есть Эилзбери Стрит.

– Но это было не здесь, – сказал Дара. – Это было в Вестпорте.

– Это было здесь. Точно такой же госпиталь стоял там, – Мёрфи показал рукой за окно. Точно так же напротив него появился особняк. И так далее. И вот они мы, здесь, на Мерчантс-Роуд, которая лежит под углом в тридцать с чем-то градусов к Гавернор-Стрит.

– Но это другая улица, – помотал головой Дара.

– Как знать. Лурия, возможно, не додумал мысль. Улицы не только переживают дома, они, возможно, появляются раньше, чем дома. И в разных городах.

– Но…

– Подумай. От самой первой версии улицы до нынешней не осталось камня на камне. Со временем меняется всё. Но улица остаётся. Может, улица так же равнодушна к пространству, как и ко времени. Что такое улица? Не дома, как мы выяснили. Не слово – слова меняются. Что это? Направление?

Дара озадаченно перевёл взгляд на Салли. Салли улыбалась, Дара перестал хмурится и тоже улыбнулся. Словно она сказала «Вот видишь, какой он классный?», а Дара ответил «Да, действительно!».

Мёрфи.

Безумный ангел-хранитель, который сам не может обходиться без ангелов. Старик, который следит за людьми, чтобы понять людей. Пускающий гулять по городу электронные глаза, потому что сам иногда боится появляться в людных местах. Человек, с домом полных шестерёнок и транзисторов, из которых он пытается собрать то ли машину счастья, то ли модель поведения всех людей на свете, то ли автоответчик для любых звонков. А вдруг позвонит бог? Что ты скажешь после «Алло?».

И наверняка у него найдётся лекарство для Салли. Он посмотрит на неё, не станет ничего спрашивать, возьмёт перочинный ножик, соскоблит немного старой краски с картины малоизвестного художника из Англии, добавит щепотку порошка из тёмной баночки, стоящей на верхней полки, сдует немного пыли с альбома репродукций голландских мастеров, положит это всё в пробирку, набрав в неё воды из-под крана (но в кране будет не просто вода, а вода из парижской Сены, а может, талая вода из того айсберга, который разрушил Титаник) и даст Салли.

И Салли выпьет.

И Салли станет большой, как Алиса, взрослой и ей больше не надо будет называть себя Салли, чтобы думать о себе. Она перестанет жить головой в Ирландии и будет просто у себя дома и будет счастлива, потому что будет любить Дару.

И Салли станет маленькой, как Алиса, и сможет открыть крохотную дверь и пройти в выдуманную Ирландию и останется там навсегда и будет счастлива, потому что будет любить Дару

И Салли перестанет быть Салли и превратится в Веру и скажет себе: ну кого ты обманываешь Салли? Дело не Ирландии, дело в тебе. Внутри тебя захламлённый чердак, в нём копошатся черви и надо наконец-то зажечь фонарь, открыть окна и пройтись тряпкой. Медленно, по квадратному дюйму в день чистить свою душу, потому что психотерапия никогда не бывает быстрой. И Салли согласится сама с собой и примется за уборку и будет счастлива, потому что будет любить Дару.

Или Мёрфи просто даст ей немного оксимиметиков. Или что-нибудь покрепче из старых запасов тех веществ, которые принимали старые хиппи.

Или скажет ей что-нибудь странное, но успокаивающее. Или замолчит так, что ей покажется, будто он сказал восемь тысяч сто девяносто два слова.

А может, они просто напьются? Салли нет ещё двадцати одного года, но почему бы им не напиться вместе. Гаррет вроде бы не выпил ещё весь виски в этом городе.

Салли зашла во дворик и увидела стену дома Мёрфи: в вечернем свете она была персиковой.

Дверь почему-то была приоткрыта. Салли толкнула её и зашла внутрь.

Шкафы стояли открытыми, на полках ничего не было. Стены, по которым раньше были развешаны провода и картины, были голыми. На полу в пыли лежал обрывок скотча.

Мёрфи исчез.

Пускай тигров

– Даже не знаю, чего я струсила, – сказала Салли и виновато улыбнулась.

Сегодня особнячок Мёрфи не казался ей страшным, разве что печальным, каким и должен быть дом с пустыми полками и светлым прямоугольником на обоях, где недавно стоял гостевой диван.