Мексиканка

Салли молча протянула роботу ладонь и робот пожал её. Даре только и оставалось, что разбить рукопожатие. Они пошли домой и вернулись на следующий день.

Салли проиграла.

– У интернета нет двух сторон, – сказал робот. – А у пластинки есть две стороны. И тот, кто слушал музыку с пластинки, тот сразу заметил, что все песни о женщинах, но на первой стороне песни про ревность и измены, то есть о всём плохом, что может произойти между женщиной и мужчиной. А на второй – про любовь и материнство. То есть про всё хорошее. Кстати, если вздумаете коллекционировать винил, никогда не трогайте рабочую поверхность пластинки пальцами. Жирные пятна испортят звук, придётся отмывать. И не вздумайте отмывать этиловым спиртом: на пластинках, сделанных в начале XXI-го века стали делать покрытие, которое вздувается от спирта.

Робот бережно убрал пластинку в прозрачный пластиковый конверт, поставил на полку и достал другой конверт: на нём обнаженная женщина с красным рюкзаком на спине сигналила машинам у трассы.

– Или вот, например: история на этом записи разворачивается в реальном времени и вместо названий песен временные отметки. То есть слушатель может следить за историей как за спектаклем. И изначально ему давалось пять секунд, чтобы успеть перевернуть пластинку и продолжить слушать, но когда альбом перенесли в цифру, то паузу не добавили и хронология сбилась.

Странно, не находите, а, молодые взрослые? Никто не повторил такой эффектный ход. Произведение надо прожить. И когда слушаешь, и когда пишешь.

– Когда пишешь? – переспросил Дара.

– Конечно. Писать план романа – полная глупость.

– Почему глупость? – возмутился Дара.

– Такая же глупость, как писать свою творческую биографию до того, как сел за рукопись. Ну сам представь: ты сочиняешь эдакую увлекательную историю: начал писать, за тобой начали следить спецслужбы, ты сбежал в экзотическую страну, написал там роман, ушёл в запой, женился, новая женщина вытащила тебя из запоя, ты написал роман, посвятил ей, она разбилась на автомобиле, ты постригся в монахи, написал новый роман, ушёл из монастыря в запой, тебя ударила молния, ты протрезвел и написал новый роман – совершенно ошеломительный, но не на родном языке. Умираешь, роман переводят – и тут твоя слава становится настолько оглушительной, что кто-то пишет твою биографию – а она вот уже, написана тобой. Так вот ты всё это сочиняешь и начинаешь жить по составленному плану. Как тебе?

– Но это же абсурд. Во-первых…

– Вот и я говорю, – перебил робот, – абсурд. Книгу надо не спланировать, а взять и прожить. И почему этого никто не понимает?

– Почему пластинки, почему пластинки? Они ещё спрашивают, – добавил робот почти ворчливо.

Он убрал пластинку с обнажённой женщиной в пластиковый конверт, бережно поставил на полку и снова достал «Кёльнский концерт» Кита Джарретта и извлёк из конверта диск. Молодые взрослые обратили внимание на то, что робот действительно никогда не доставал диск, зажав пальцами, хотя и не мог его испачкать. Вслед за Мёрфи он касался только кромки пластинки и бумажного пятачка в центре, держа диск, как официант блюдце.

– Потому что… – сказал робот.

Он поднял пластинку на уровень глаз, будто залюбовался чёрным кругом и поднёс к ней указательный палец левой руки. Фаланга пальца отщёлкнулась, как крышка, и под ней оказалась плоская отвёртка. Робот коснулся ей пластинки и медленно – от центра к краю – процарапал диск.

От скрежета Дара и Салли подобрались. Дара даже подпрыгнул было в кресле, чтобы броситься остановить робота, но сдержался.

Робот поставил пластинку на вертушку, крутанул диск и опустил иглу. Из колонок помимо привычного потрескивания каждые несколько секунд стал раздаваться громкий щелчок. Когда зазвучала музыка, стало понятно, что диск безнадёжно испорчен: рояль звучал тише щелчка. Робот спокойно наблюдал за этим. Дара и Салли переглядывались.

– Что всё это значит? – не выдержал Дара.

Робот поднял указательный палец: мол, подождите. Через несколько минут они обнаружили, что проигрыватель издаёт одни и те же ноты после каждого щелчка: очевидно, из-за царапины игла не могла двигаться дальше и пробегала по одному и тому же витку.

Робот кивнул и выключил проигрыватель, не поднимая иглы, так что диск плавно замедлился и последние ноты прозвучали так, словно Джаррет потерял силы играть и закончил диск фальшивой музыкальной фразой, уходящей всё ниже и ниже.

Робот продекламировал, не поднимая взгляда от изувеченной пластинки:

In Xanadu did Kubla Khan

A stately pleasure-dome decree:

Where Alph, the sacred river, ran

Through caverns measureless to man

Down to a sunless sea.