Мексиканский для начинающих

Васька упал в кресло. И тут же, чинно ступая, как барс, приблизился седовласый, просто красивый сеньор, который по виду мог быть кем угодно — нобелевским лауреатом, магнатом, стоиком, лордом, пэром, мэром — только не официантом. Тем не менее он спросил с полупоклоном:

— Ке десеа устед?[32]

— Дринк! — привычно сказал Васька, а подумав, добавил: — Мучо-мучо![33]

Официант откланялся и через минуту вернулся, катя колесную бутылку виски величиною с контрабас.

То ли Васька вложил слишком сильное чувство в «мучо-мучо», то ли официант был ложный, а на самом-то деле какой-нибудь все же трехнутый пэромэр, но, притормозив бутылку у столика, он навсегда, как по звонку, исчез в подземельных глубинах. А Васька остался на растерзание, лицом к лицу — трудно сказать, с чем. Точные величины — чекушка, пинта, галлон, бочонок, цистерна, море — окиян — здесь бессильны, не передают образное содержание того, с чем-кем предстояло сразиться. Это был монстр чайного цвета! Контрабас алкоголя! Кто бы рискнул дать в морду контрабасу? А Васька, не колеблясь, свернул башку. Так начался поединок.

Васька бил залпами из маленьких пятидесятиграммовых орудий. Но монстр не уязвлялся, а только крепчал и ячменел, нанося удары по вискам. Слегка контуженый Васька взял нарезную вазочку крупного дальнобойного калибра, да и шарахнул, закусив бумажной розой. Монстр покачнулся. Но и бедного Ваську отбросило волной мимо кресла. Они заключили договор о временном перемирии, и Васька пополз в санчасть. Да сбился.

Был длинный белый, все сужающийся туннель, потом маленькая дверца, в которую, ругая здешние порядки, на четвереньках еле протиснулся, за нею — мрак. Васька думал, что еще соображает, и вглядывался в темноту. Вскоре он различил деревянные колонки, меж которых шли рельсы. Сильно удивленный изучал ближайший. Погладил, нюхнул, прислушался, уложив ухо. «Метро, — догадался в конце концов. — В какую сторону до „Парка культуры?“ Подумавши, ответил:

— Зависит, откуда ты, парень, приехал.

Мысль была настолько трезвой, что хотелось продолжить беседу:

— Чудак ты, чудак, поездов не будет!

— Как так? А последний, с путейцами?

— Провезли путейцев-то, покуда рельсу нюхал. Ножками! По шпалам.

— Сам давай ножками! А я оказии дождусь.

Васька с Васькой еще бы долго препирались, как вдруг заслышали механическое движение, и вынырнул шибко бежавший вагончик, откуда торчала голова, покрытая широкополой шляпой с перьями.

Поравнявшись, она взмахнула шляпою, заорала — «Гей, славяне! — и унеслась во тьму.

— Мог бы подбросить до «Парка»! — огорчился Васька. — Не треснул бы! Вот тебе и оказия — шляпа с перьями!

Не успели они распалиться, а вагончик уже тарахтел обратно, теперь пустой. Достигнув Васек, тормознул так, что искры посыпались. И откуда-то сбоку, причем с другого, возник щуплый, маленький, в поизносившейся одежонке чудаковатый типчик — замухрышка с перьями. Зато взгляд его был тяжел, пронзителен и ощущался кругообразно, со всех подветренных сторон. Но Ваську после битвы с контрабасом взгляды не прошибали.

— Что же вы носитесь, как угорелые! — укоризненно сказал он, почуяв сразу запах пожарища. — Подбирали бы отставший народ!

— Больно гордые! Шлепа у них! — встрял другой, задетый широкополостью.

— Не кипятись, Васек! Уважай немощность. Гляди, в чем только у чудака душа держится!

— В перьях! Чудак с буквы мэ!

Замухрышка с молчаливым интересом прислушивался к беседе, а тут подал загробный голос:

— Как будет с эм? Чумак? Ошибаетесь, милейший, перед вами не чумак, а призрак!

— Новость! — удивился Васька. — И кого, если не секрет, представляете?

— Призрак дона Хосе де ла Борда, к вашим услугам! — поклонился он, размахнувшись шляпой.

— А чего в метро занесло? — не унимался другой. — Призракам запрещено по технике безопасности!

— Ты достал уже! — сказал Васька. — Сердечней надо с безутешным призраком!

— Да шутил я! Хотел в кои-то веки с призраком пошутить! — воскликнул другой. — Сейчас облобызаю сердечно!

И он кинулся, но, конечно, промахнулся, да так и замер с раскрытыми объятьями и губами в трубочку.

— Хе-хе-хе! — усмехнулся дон Борда. — Веселые вы ребята! Хотя вас всего один, а шумите в моей шахте, как трое.

— Разве нас один? — огорчился Васька. — А я-то думал, по меньшей мере, два. Грустно одному в шахте!

— Грустно, грустно одному, — эхом отозвался призрак.

Васька сделал реверанс типа книксена с нансеном и амундсеном:

— Милостиво прошу по рюмашке, сеньор! В одиночку, сами понимаете, — дегенеративно!

Он все же оскальзывался в неглубокие контужные провалы и, выбравшись, едва признал дона Борда. Напудренный парик, богатый камзол с кружевами, серебряные чулки…

— Угощаю, милейший! Четверть тысячелетия вина не пригублял!

«И мне такое предстоит!» — с ужасом от цифры подумал Васька.

В баре по-прежнему было уютно, пусто, и алкогольный янтарный монстр предвкушал скорую, легкую победу. Но Васька получил подкрепление — второй призрачный фронт.