— Какие такие? Не помер ли наш друг с перепою?
— Почивает, слава богу!
— А чего, дражайший, витаешь соло? Не по правилам!
— Каюсь, — вздохнул Илий. — Так заведено было, что Васька отпускал проветриться. И представьте, сеньор, — доигрались. Вселился кролик Точтли!
Дон Борда подпрыгнул на рельсе, прихлопнув по коленям:
— Вот и гляжу — Васька, не Васька! У тебя взор голубиный, со слезою. А у того — шальной, с косым огоньком. Знаю прощелыгу Точтли, — в любую дыру скаканет. Невелика беда — надерем уши!
Илий повеселел, но закис дон Борда.
— Кролик — дрянь. Кролику — по шее… У меня печаль профундей.[34]
Обокрали! Был тайник, где берег на судный день золотые уши да изумрудный…— Франциско! — воскликнул Илий. — Человек из Тулы!
Призрак дона Борда раскалился, как утюг.
— Он, собака! На моих глазах! Уж я грозил костлявым пальцем, кандалами звенел, филином ухал, черепами швырялся и тазобедренными костьми…
— А серой, сеньор, воняли? — поинтересовался Илий.
— Уж как вонял, прости Господи! Чем только — зарином, заманом, табуном! Не берет, собаку. Сунул в карман глаз с ушами — и был таков! Грабитель!
От профундного огорчения дон Борда замельтешил в воздухе, как густое облако мошки, еле удерживаясь в более-менее призрачном виде.
— Лучше Ваське подарил бы на свадьбу!
— Какая свадьба? — удивился Илий.
— Хорош дух! Слухов не знает, сплетен не ведает. Есть у твоего милая. Шурочкой звать! — подмигивал дон Борда то левым, то правым. — На святую Приску похожа!
— Простите, сомневаюсь! — твердо сказал Илий. — С девицей знаком и святости не заметил.
— Святость дело наживное, поверь старику. Не было ни на грош и — хоп! — полны закрома!
— Сложный вопрос! — уперся Илий. — Что есть святость? Оставим! Не то запутаемся греховно в тонких материях.
Дона Борда задел этот тон и скептицизм касательно Шурочки.
— Ты, дорогуша, не забывай, что голым задом на рельсе сидишь. Смешно, право, умничать!
— Умничать дурно, — покорно кивнул Илий. — Одно скажу — свет святости это, как свят светости.
Вряд ли у призраков чего-либо отваливается, но у дона отвалилась Борда. Он шарил в темноте по шпалам. И тогда все воссияло серебристо, и сеньорита прилучилась, как свет немыслимой звезды.
Дон живо отыскал Борда и поклонился в пояс:
— Святая великомученица Приска! Какими судьбами в наши рудники?
Сеньорита молчала, посверкивая святостью.
— Вырвали язык на заре христианства, — пояснил дон Борда. — Но слышно мысли.
— Могу послушать? — застенчиво спросил Илий.
— Голые призраки не ловят святых мыслей, — покачал пальцем дон Борда. — Кстати, неприлично светиться… Не в бане все же.
— Пердон, гран пердон, — зарделся Илий, поспешно укрываясь в шахтерской вагонетке. — Не обращайте внимания!
— С радостью бы. Но дело в том, что святая Приска явилась забрать Ваську.
— То есть?! — выскочил Илий, будто чертик из коробочки. — Куда?
— Сожалею, — в чистилище!
— Уже взвешен? — спросил Илий, бледнея всем телом, как это могут только призраки.
— Увы! И найден слишком легким.
— Это не по закону! Взвешивали без меня! Буду жаловаться!
— Напрасно, — поморщился дон Борда. — Скройся, дружок, а я поговорю со святою тет-а-тет.
Илий скорчился на дне вагонетки, как измочаленный забойщик. Он не понимал, что происходит. Как могли взвешивать Ваську без духа? Но если взвесили-таки и нашли слишком легким, — какие разговоры!? Дело решенное! Узнать, когда исполнятся сроки, да готовить беднягу в путь. Жалко до слез! Только о наследстве узнал, жениться надумал и — нате вам! — чистилище. Все суета сует, вечная суета!
— Эй, каторжник, вылезай — святая отбывает!
Приска едва заметно улыбнулась, приложила руки к сердцу и растворилась в небесном серебряном свете, сполохи которого долго озаряли шахту.
Призраки, как две зимние вороны, тоскливо сидели на рельсах.
— Сказала — когда? — спохватился Илий.
Дон Борда потянулся с кастаньетным щелканьем призрачных суставов:
— Вылет откладывается. Погодно-технические причусловины. О точном времени не осведомлен. Справляйтесь у Всевышнего.
— Уже? — не понял замороченный Илий. — Какие причусловины? Причастие? Сколько часов?
— О часах, милейший, речи нету. Твоему Ваське большая отсрочка. С одной причусловиной…
— Сеньор! Это… возможно ли? Бывает ли в господнем мире?
— Сынок, у нас в провинции, в странах третьего мира, все возможно, все бывает. По себе знаю. Посылают простых святых за грешными душами. А с простыми-то проще. Внушаемы, — дон Борда прищелкнул пальцами. — Почему, думаешь, здесь столько долгожителей?
— Прошу, прошу! — взмолился Илий. — Не надо дурно о святых!
— Напротив, любезный, я со всем почтением! — Дон Борда помолчал, припоминая что-то.
— Приска святая хорошая, без заскоков. Было дело, являлась во снах моему Мануэлю — наставила на путь. А я в ее честь, как известно, — собор! Хоры вышли скользки… Да что об этом! Сговорились мы — будет Ваське поблажка, если пожертвует изумрудный глаз да золотые уши на новый храм всем святым.
— Инкреибле![35]
— охнул Илий. — Из огня да в полымя! Глаз с ушами! Откуда? Прикончить Франциско? Нет, нет, святые не толкают на убийства!