И вот наконец, наскучив всеми этими разговорами, сраженный тысячью семейных сцен, сраженный в высшей степени логичными рассуждениями (по сравнению с женщинами покойный Трипье, покойный Мерлен[574]
– сущие младенцы, предшествующие неприятности не однажды вам это доказали), сраженный самыми нежными ласками, сраженный слезами, сраженный вашими собственными речами – ибо в подобных обстоятельствах женщина умеет затаиться, как ягуар среди листвы; она делает вид, что вас не слушает, не обращает на вас внимания, но стоит вам проронить слово, сделать жест, высказать желание, произнести фразу, как она их подхватывает, переиначивает, она сотню раз их вам припоминает… – сраженный прелестными ужимками: «Если ты сделаешь это, я сделаю то», – ибо женщины в подобных случаях торгуются лучше, чем евреи, чем греки (из тех, кто продает духи и девочек), арабы (из тех, кто продает мальчиков и лошадей), лучше, чем швейцарцы, женевцы, банкиры и проч. и, что самое страшное, лучше, чем генуэзцы[575]! –Одним словом, сраженный всем этим наповал, вы решаетесь вложить часть вашего капитала в некое предприятие.
Однажды под вечер, когда вы сидите рядышком, или поутру, когда Каролина, розовая в белоснежных кружевах, улыбается, еще не совсем проснувшись, вы говорите ей: «Ты хотела того! Ты хотела этого! Ты мне сказала то! Ты мне сказала это!..»
Одним словом, вы в мгновение ока перечисляете все фантазии, которыми она столько раз надрывала вам сердце, ибо нет ничего ужаснее, чем невозможность исполнить желание любимой женщины! – и под конец произносите:
«Так вот, друг мой! Мне представился случай превратить сто тысяч франков в пятьсот тысяч, и я решил вложить деньги в дело».
Она просыпается окончательно, садится в постели и целует вас… и еще как целует!
«Ты душка!» – говорит она сначала.
Не станем повторять то, что она говорит потом: это нечто неприличное, неизъяснимое и довольно невнятное.
«А теперь, – говорит она наконец, – растолкуй мне, что это за дело!»
И вы пытаетесь растолковать, что это за дело.
Поначалу женщины не понимают никакого дела; они не хотят показывать, что способны что-то понять; однако потом они прекрасно все понимают; где, когда, как? – в свое время – при необходимости – при желании. Ваша возлюбленная супруга, ваша Каролина говорит, что вы напрасно приняли так близко к сердцу ее желания, ее стенания, ее мечтания о новых нарядах. Ее пугает ваше дело, ее страшат управляющие, акции, а главное, она тревожится за судьбу оборотного капитала: ведь неясно, каковы будут дивиденды…
Говоря короче, Каролина боится, как бы вы не попали в ловушку, но ее приводит в восторг перспектива иметь свой экипаж и свою ложу, постоянно покупать обновы сыну и проч. На словах она советует вам не ввязываться в это дело, но в глубине души страстно желает, чтобы вы вложили в него деньги.
«Ах, милая, я самая счастливая женщина в мире; Адольф вложил деньги в великолепное дело. – У меня будет экипаж – и получше, чем у госпожи де Фиштаминель; ее экипаж давно вышел из моды; а у моего будут занавесочки с бахромой… – У нее лошади рыжие, какие встречаются на каждом шагу, а у меня будут серые.
– И что же, сударыня, это за дело?
– О, дело самое выгодное, акции непременно вырастут; Адольф мне все объяснил, прежде чем ввязаться, ведь Адольф такой человек! – он ничего не предпринимает, не посоветовавшись со мной…
– Вам очень повезло.
– Супружеская жизнь была бы невыносима без абсолютного доверия; Адольф ничего от меня не скрывает.
Вы или ты, Адольф, – лучший муж в Париже, прелесть, гений, душка, ангел. Вас нежат и лелеют так, что вам становится неловко. Вы благословляете брак. Каролина превозносит мужчин – они настоящие цари вселенной! – женщины сотворены ради них – мужчина великодушен – брак есть прекраснейшее из установлений.
Три месяца, полгода Каролина исполняет самые блистательные вариации на одну пленительную тему: «Я буду богата! – Я буду тратить тысячу франков в месяц на туалеты. – У меня будет экипаж!..»
Больше никаких споров о сыне – вопрос лишь в том, в какой коллеж его отдать.
«Ну что, друг мой, как там наше дело?»
«Как поживает наше дело?»
«Что слышно насчет нашего дела? Мы ведь собирались покупать экипаж…»
«Пора бы уже твоему делу чем-нибудь закончиться!..»
«Когда же закончится твое дело?»
«Что-то это дело совсем не движется!»
«Это дело когда-нибудь закончится?»
«А что акции, растут?»
«Только ты ухитряешься находить дела, которые ничем не кончаются».
Наконец наступает день, когда она спрашивает: «А было ли дело?»
Если через восемь или десять месяцев вы заговариваете о деле, она отвечает:
«Ах да, дело!.. Да было ли оно?»
Эта женщина, которую вы считали глупой, обнаруживает поразительно острый ум, если нужно посмеяться над вами.
В течение этого периода Каролина хранит зловещее молчание, когда речь заходит о вас.