Мелкий бес

Эпизоды, повествующие о приключениях Тургенева и Шарика, входили в повествовательную ткань романа, композиционно не выделялись в самостоятельную новеллу и были исключены из текста только на последней стадии работы над «Мелким бесом». В апреле 1912 года писатель опубликовал изъятые фрагменты (не в полном объеме) под заголовком «Сергей Тургенев и Шарик» в газете «Речь»,[316] — через пять лет после выхода романа отдельной книгой. Ни в одно прижизненное издание «Мелкого беса» эти главы, однако, он не включил.

В свете творческой истории романа акт изъятия из него сравнительно больших по объему эпизодов, органически связанных со всей его повествовательной тканью, заслуживает особого внимания. Содержание отвергнутой сюжетной линии помогает воссоздать оригинальный авторский замысел «Мелкого беса», а также проясняет причину, по которой Сологуб был вынужден пожертвовать художественной целостностью уже законченного произведения и отказался от его полной версии.

В современной критике главы из романа, напечатанные в «Речи», были прочтены как злобный пасквиль на Горького;[317] так же воспринял их и Горький; весной 1912 года он писал Л. Андрееву: «Началась в литературе русской какая-то — странная портретная полоса (…) старичок Тетерников размалевал меня…».[318] На памфлет Сологуба Горький ответил памфлетом — в том же году он напечатал в газете «Русское слово» сказку о Смертяшкине (сказка III из цикла «Русские сказки»); разразился скандал.

Первая попытка прокомментировать инцидент между писателями была предпринята А. Л. Дымшицем при подготовке издания «Мелкого беса» 1933 года (изд-во «Academia»). Дымшиц намеревался включить эпизоды, повествующие о Тургеневе и Шарике, в приложение к основному тексту романа, в составе вариантов, в связи с чем им была написана статья «Максим Горький и Федор Сологуб (К истории одного пасквиля)». Возможность републикации этих фрагментов обсуждалась издательством совместно с Горьким (в архиве сохранилась статья Дымшица и текст соответствующих эпизодов из романа с правкой Горького).[319] Писатель не возражал против включения в книгу «пасквильных глав», о чем сообщил издательству «Academia» в письме от 7 января 1933 года;[320] тем не менее главы «Сергей Тургенев и Шарик» и сопроводительная статья Дымшица в издании «Мелкого беса» напечатаны не были.[321] Примечательно в этой связи, что инициатива переиздать роман исходила непосредственно от Горького. В 1928 году, корректируя пятилетний перспективный план ГИЗа по изданию классиков, он рекомендовал включить в него роман «Мелкий бес»: «Из всей прозы Сологуба это, — на мой взгляд, — единственная книга, которую следует издать (…) Все, что до Сологуба писалось о педагоге — „человек в футляре“ — покрыто, завершено Сологубом. Книга эта требует предисловия, которое (дало) бы хорошую картину эпохи, „передоновщины“. Необходимо указать на роман „Мелкий бес“ Г. Манна, почти совершенно аналогичный роману Сологуба».[322]

Однако Н. К. Крупская считала нецелесообразным издавать Сологуба.[323]

Личное знакомство Сологуба и Горького состоялось не ранее декабря 1905 года,[324] то есть после публикации «Мелкого беса» в журнале «Вопросы жизни» (1905. № 6–11), из чего следует, что в годы работы над романом автор не имел возможности «слепить с натуры» своего героя. Высказывания Сологуба о происхождении персонажей — Тургенева и Шарика — носили несколько противоречивый характер.

В 1912 году в интервью, данном А. А. Измайлову для газеты «Биржевые ведомости», писатель заметил: «Из „Мелкого беса“ я намеренно вырезал страницы, где описан приезд в провинциальный город двух литераторов и их там приключения. Сделал я это единственно из опасения, что здесь будут искать живых людей, хотя на самом деле я передал тут только свои старые впечатления, вынесенные мною из приезда некогда в уездный город, где я жил, двух петербургских посредственных литераторов (…) в моем рассказе действительно увидели памфлет, и одна газета распознала в одном из героев — Горького, хотя я писал эти главы, когда еще Горького не было в помине».[325]

В то же время, в личной переписке с критиком, в декабрьском письме 1912 года Сологуб сообщал: «…в главах, которые я не включал в текст „Мелкого беса“ и напечатал отдельно в „Речи“ нынче весною, есть, правда, кое-какие намеки на Горького (речь в буфете), но есть много и такого, что на образ Горького не натягивается. Списаны эти два писателя не с Горького, а с двух литераторов, с которыми я встретился в Крестцах в 1884 г., и уже потом прибавлено кое-что из позднейших наблюдений».[326]

Из приведенных комментариев следует, что в процессе работы над романом Сологуб сначала абстрагировал персонажи от конкретных лиц, а затем переадресовал их — создал образы, отсылавшие читателей к хорошо известным и пользовавшимся популярностью фигурам.