Читаем Мелкий бес полностью

В 1908 году Ф. Ф. Фидлер после встречи с писателем отметил в дневнике: «Держался Горький как всегда естественно, хотя и напускал на себя легкую грубость. Часто употреблял для украшения речи такие выражения, как „черт его знает“ или „черт его дери“ как в одобрительном, так и в бранном смысле».[336]

Персонаж Сологуба также предпочитает экспрессивные и бранные выражения. Диалоги Шарика и Тургенева построены по принципу «озадачивания».

Уже сам говорящий псевдоним писателя Скворцова (Шарик) содержит намек на происхождение и демократические симпатии автора рассказов о босяках и «бывших людях», а его фамилия отзывается комической перверсией романтических образов «Песни о Соколе» и «Песни о Буревестнике». Оба тома «Очерков и рассказов» были прочтены Сологубом; в его материалах к прозе сохранилась запись, озаглавленная «Мещанское в словесности», свидетельствующая о пристальном внимании к творчеству Горького, отдельные фрагменты этой записи проецируются в текст «Мелкого беса»:

«Провинциализм сказывается в литературе. Все истинно-талантливое и технически-сносное тянется в столичные органы. Для провинциальной) печати остается или бесталанность или талантливое сырье. Иногда, — за последнее время часто, — это сырье попадает в столичную прессу. Это почти и неизбежно, при нежелании критики признать во всем объеме ту эволюцию, которая происходит в настоящей литературе. Провинциализм) в литературе — нечто мелкое, необразованное. Талантливые представители его — Горький, Мельшин, Гарин.

Горький. Незнание его. Что такое философия и метафизика. Зачем говорить об этом?

Мельшин. Малые среди великих. Снимание шапок. Оценка человеческих достоинств. Прежде человека ценили по отношению к другим: хищный — покоряет, смирный — служит. Теперь — тем и хорош, что человек. Пренебрегается свидетельство истории и соврем (енной) жизни о всех гадостях человека. И даже против своей же теории об обезьяне, — все же человеч(еское) достоинство. Отсюда шапочные истории. А сами мелкие, ничтожные. Во всем сказывается. Эти писатели ничего не возводят к общему. Они талантливы, да что талант? Земля кипит талантами.

Декаденты — тонкие люди. — М. Горький II, 350.

Горький любит употреблять слово „гибкий“: гибкая женщина — II, 14, 291; гибкий баритон — II, 293; (гибкий) мальчик — II, 305; голос без вибраций — II, 293.

Хорошие лирич(еские) описания испорчены грубыми словами. — Горький II, 292.

Волшебно красиво. Дивно и гармонично. Звуки — гирлянды разноцветных лент — II, 292.

Бывшие люди! (…) Зеленоватые глаза Мальвы. Кое-что из декадентства (…) Горький не знает убийства, ужаса и т. д. Когда приходит убийство (рассказ босяка) или смерть (бывшие люди), он умалчивает. Студент-убийца вовсе не дан. Впечатление смерти показано внешними чертами».[337]

Сологуб был не единственный, кто видел в прозе Горького мещанское начало: под таким же углом зрения (мещанство — внекультурность) воспринимали его творчество в окружении Мережковских. В мещанстве Горького изобличали Н. М. Минский, Д. В. Философов, 3. Н. Гиппиус.[338]

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне