Читаем Мелкий лавочник, или Что нам стоит дом построить. Роман-биография полностью

Вилену выдали чемодан с веревочкой и местом для печати, пластилин и бронзовую номерную печать. Утром в день занятий Вилен приходил в секретную часть, получал под расписку секретный чемоданчик, выдавал под расписку техдокументацию и конспекты студентам, а вечером производил те же действия в обратном порядке. Печать он обязан был носить с собой. Если для обычного студента не ходить на военную кафедру было равносильно отчислению из института, то не приход Вилена или приход его без печати был равносилен расстрелу. И один раз Вилен не пришел.

Обычно, когда Вилен на октябрьские праздники ездил к родителям, он на несколько дней задерживался. В этот раз задержаться мешала военная кафедра, пропустить которую считалось побегом. Вилен пошел к начальнику цикла.

– Кто ж тебе виноват, что ты секретчик, – сказал начальник цикла, – иди к начальнику кафедры.

И Вилен пошел к полковнику Токсову, грозный вид которого пугал студентов любых курсов.

– Хочу подать заявление, – сказал Вилен.

– Наверное, рапорт или рапорт, как говорят на флоте? – сказал Токсов с ударением на последний слог. – Ну, у нас можно просто рапорт. Садись пиши.

«Рапорт, – написал сверху Вилен. – Прошу разрешить пропустить занятие в связи с поездкой к родителям. Хорошокин».

– А где у тебя родители? – спросил полковник Токсов.

– На Украине, в Серебрянске.

– В Серебрянске? Это недалеко от Киева, знаю, бывал. Там наш полк стоит, Киев обороняет. И как там погода? – спросил Токсов и, не дожидаясь ответа, написал на углу рапорта «Разрешаю» и поставил число и подпись.

– Постой, ведь ты, кажется, секретчик? – вспомнил завкафедрой.

Секретчики были его номенклатурой.

– Секретчик, – понурился Вилен.

– И что же нам делать?

– Не знаю, – сказал Вилен, – но так нечестно, почему я за всех отдуваться должен.

– Да, дела, – сказал Токсов. – Печать у тебя с собой?

– А как же!

– Давай ее сюда, поработаю один раз за тебя секретчиком.

– Не имею права, товарищ полковник, – расстроился Вилен.

Токсов что-то написал на бумаге.

– На держи, давай печать и дуй к родителям пока не передумал.

«Приказ, – прочитал Вилен. – Приказываю полковнику Токсову временно вступить в должность секретчика взамен временно убывшего курсанта Хорошокина. Печать у Хорошокина мною получена. Заведующий кафедрой полковник Токсов. Число и подпись».

В первый день после праздников группа вскочила, чтобы приветствовать заведующего кафедрой и с грохотом упала за парты, когда он раскрыл чемодан и стал под роспись раздавать конспекты и книги.

– Ну и наглец ты, Хорошокин, – сказал ему студент Шевчук, когда тот появился в институте. – Даже я до этого не додумался бы.

За второй, третий и четвертый циклы изделие № 75 было изучено студентами от хвоста до клюва, то есть от двигателя и рулей до приемника воздушного давления. Параллельно на третьем, четвертом и пятом курсах «гражданки» были изучены теоретически различные блокинг-генераторы, мультивибраторы, триггеры и просто генераторы, усилители и источники питания. И даже телеметрия.

Вилен понял, как они работают, но не мог понять, зачем они нужны.

И вдруг полковники, подполковники и майоры, тыкая указкой в разные части ракеты и плакаты со схемами, заставили все эти устройства жить реальной жизнью. Эфемерные теоретические построения включали двигатели, управляли рулями, принимали сигналы с земли и отвечали на них, включали передатчик для поиска цели и принимали отраженный от нее сигнал и, когда сигнал достигал необходимой величины, давали команду на подрыв. Подрыв одной ракеты не всегда уничтожал цель, для стопроцентного ее уничтожения необходимо было выпустить три ракеты. Поэтому точность, с которой в дальнейшем украинские ПВО уничтожали мирные цели, поражала Хорошокина. Окончательно теоретическая сказка стала былью, когда после четвертого цикла Вилен поехал на военные сборы.

Но сначала на гражданке, чтобы закрепить теорию практикой, Вилена после четвертого курса послали на лето попрактиковаться в институт медицинского приборостроения.

Начальник отдела, в который Вилен попал на стажировку, предложил ему для начала, как он сказал, размяться и собрать усилитель.

– Что это значит – собрать усилитель? – спросил Вилен. – Нас только учили, как он работает, а как он выглядит нам не показывали.

– Вот у нас ты на него и посмотришь, – засмеялся начальник.

Он посадил Вилена за стол, принес пластмассовую крышку на четырех ножках с торчащими из нее металлическими лепесточками, баночку с чем-то серым и коричневым, пинцет и странное изделие с металлическим кончиком, деревянной ручкой и торчащим из нее проводом с электровилкой.

– Это макетная плата, – показал начальник на пластмассовую крышку, – это припой и олово, – показал он на баночку, – это паяльник, а это…

– Знаю-знаю, пинцет, я уже видел у врачей, – обрадовался Вилен.

– Из чего состоит усилитель ты знаешь.

– Конечно, – опять обрадовался Вилен. – Из транзисторов, резисторов и конденсаторов, у меня по электронике была пятерка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное