— Долго не мог вспомнить, откуда у меня такое пристрастие к шоколадным пирожным. Теперь вспомнил, — поделился я, замечая, как глаза матери снова стали наливаться слезами.
В этот раз она не позволила себе окончательно расклеиться и сразу же смахнула стремительно скатывающуюся слезинку, после чего поправила выбившийся из прически локон золотистых волос. Она была красива, поистине красива. Казалось, прошедшие годы обошли ее стороной, лишь добавив пару морщинок. Ей можно было бы дать не более двадцати пяти, если бы не взгляд зеленых глаз, в которых томился столь горький и мучительный опыт юности, выдававший ее истинный возраст.
— Ты весь пошел в отца, — произнесла мама, улыбаясь уголками губ.
Я неосознанно нахмурился, ожидая, что она всячески будет избегать этой темы, но, кажется, ее это не тревожило.
— Я не был бы так уверен, мы совершенно разные. Нас связывает лишь генетика, — отчеканил я.
Возможно, в последнее время у меня более-менее наладились отношения с отцом, но я все равно продолжал отрицать наше сходство. Мимика, жесты, повадки у нас были идентичны, что меня безумно раздражало. То же самое касается и внешности. Мы оба угольно-черные брюнеты, под два метра ростом, с насыщенно зелеными глазами, оба физически подтянуты, и бывало, что нас даже путали, но в душе мы разительно отличались. Отец без зазрения совести мог идти по головам, я же едва ли смирился с соединением своей команды с другой командой, распуская половину состава. На моем месте отец бы радовался, так как усилился и с таким составом легче победить, я же считал и считаю, что свои люди — это свои люди, и с ними нельзя так по-свински поступать. Отец, в свою очередь, был рассудителен и жесток, крайне жесток со всеми, кто переходил ему дорогу, или с теми, кто ему просто не нравился. Я же отличался вспышками порой неконтролируемого гнева и рубил с плеча, но никогда не отличался рассудительностью и терпимостью. И такой контраст наблюдался во многих аспектах наших характеров.
— Ты не ладишь с Виктором? — встревоженно спросила мама, и я заметил оттенок страха в ее глазах.
— У нас разные взгляды на жизнь, но в последнее время мы стараемся находить общий язык, — попытался успокоить ее я.
— Он сложный человек… — как-то отстраненно произнесла она.
— Что есть, то есть, но я уже привык, — пожав плечами, ответил я.
Когда я был в больнице, мы несколько раз созванивались после первого моего звонка и разговаривали по несколько часов. Тогда мама старательно игнорировала любые темы, касающиеся отца, а сейчас все было наоборот. Что могло измениться за эти пару недель, я не понимал, но мне было все равно. Я готов был вести разговор на любую тему, лишь бы иметь возможность как можно дольше находиться рядом с ней.
— Я рада, что у вас все хорошо, и прости меня за то, что я оставила тебя…
И снова я увидел, как на ее глазах наворачиваются слезы, и она старается их остановить.
— Это была вынужденная мера. У тебя не было выхода, — произнес я, сжимая ее ладонь в своей руке и всматриваясь в ее глаза.
— Выход есть всегда, я просто сдалась…
На последнем слове ее голос дрогнул, и она снова смахнула слезы. Я фыркнул в ответ на ее слова.
— Бред, ты и так достаточно натерпелась, а если бы осталась с ним, то неизвестно, что было бы дальше. Но это все в прошлом. От этого пора абстрагироваться, лучше поговорим о твоем настоящем. О том, что было после того, как ты стала свободной от гнета моего отца? Как ты устроилась? Чем ты занимаешься? Я бы хотел знать как можно больше о твоей жизни. Ведь о моей мы уже успели поговорить по телефону, а о твоей я так ничего и не знаю.
Уголки ее губ приподнялись, изображая улыбку на лице, она сделала глоток из кружки с остывающим кофе, а я попробовал свой десерт и приготовился слушать.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги