Мельничная дорога

Вот такими остроумными разговорами мы собирались пленить самого опасно привлекательного ученика седьмого класса росборнской средней школы.

Мы повернули к школе – приземистому зданию, словно позаимствовавшему свой вдохновляющий вид у набора «Лего» для начинающих.

– Как ты думаешь, идти мне или нет? – спросила Джен.

Я чуть не крикнула: нам идти или не идти? Конечно, идти. Если не пойдем, будем жалеть остаток жизни. И умрем старыми и одинокими в доме, где воняет мочалками и кошачьей мочой. А сказала:

– Наверное.

– Наверное, – откликнулась подруга.

Это было равносильно согласию нас обеих.

Весь день я размышляла о предстоящем после уроков свидании, репетировала в голове общение с Мэтью и получила от учителя выговор за невнимательность. На перемене обсуждала с Джен, какой чудной этот Мэтью, и каждый раз, когда произносила это слово, оно меня волновало. Потом бездумно рисовала на вырванных из учебника страничках – выводила по-разному буквы ХДМУ (Ханна Дженсен Мэтью Уивер), чертила ходульного мальчика и ходульную девочку в ходульном Токио (иногда с ходульными палочками для еды) и еще цветы – то ли свадебные букеты, то ли просто букеты. Но ни на секунду не допускала, что испытываю всепоглощающее бремя первой в жизни любви.

Да, Мэтью чудной, однако интересный. В буквах ХДМУ не больше романтики, чем в химической формуле. Нарисованные мною букеты просто цветы интеллектуального любопытства.

Оттого что свидания приходилось ждать, время буквально замерло, уроки еле тянулись. Когда звонок возвестил об окончании учебного дня, у меня возникло чувство, будто я отбыла пожизненное заключение, а теперь вышла на свободу. Меня манил свет за школьными дверями, серый воздух вокруг плюющего дымом автобуса показался пьянящим ароматом.

Пока автобус тащился по улицам Росборна, мы с Джен, как всегда, сидели рядом и строили планы (встречаемся у Джен, едем на велосипедах к дому Пэтча, о придурках из Хаззарда рассказываем лишь в том случае, если припрут в угол). Когда на Мельничной дороге поездка завершилась, я пулей вылетела из дверей автобуса, словно у меня внутри спустили курок, но если бы меня спросили, я бы решительно и невинно отвечала, что не вижу у себя никаких признаков влюбленности.

Но Мэтью Уивер! О, этот Мэтью Уивер! Сейчас я признаю, что была влюблена.

Не думая ни о чем, кроме Мэтью, моей будущей родственной душе, я пронеслась по короткой подъездной аллее к нашим вечно открытым воротам и миновала каменные опоры, осененные копией двойной арки Бруклинского моста. Ворота возвели прежние поколения Дженсенов как дань фамильному бизнесу – некогда процветающему экспорту порошка власти, цемента. Согласна, не самый привлекательный товар, но уверяю, что цемент прежде считался серым золотом.

Я родилась в богатой семье, нет смысла это скрывать. Пусть данный факт не определял жизнь двенадцатилетней девочки, я тогда о подобном глубоко не задумывалась. С Мэтью Уивером мы были не столько родственными душами, сколько отличались друг от друга, и мое двенадцатилетнее сознание всегда принимало это в расчет. Я понимала, что Мэтью груб, старше меня, не из наших мест, и не переставала размышлять, насколько его жизнь отличается от моей. Дженсены жили в Росборне более полутора столетий, и за воротами меня встретил большой бежевый дом, гараж на три машины, конюшня и огромный участок с ландшафтным дизайном. Мэтью, как я позднее убедилась, обитал в иных условиях.

Взлет благосостояния нашей семьи совпал с расцветом сонного Росборна. Это произошло в начале девятнадцатого столетия, когда во время строительства канала Дэлавер – Хадсон рабочие взрывали почву под его русло и обнаружили близ Росборна полосу высокосортного известняка площадью в тридцать квадратных миль. Большая часть запасов была на глубине под землей, принадлежавшей фермеру и недавнему иммигранту из Дании Дженсу Хенрику Дженсену.

Каждый раз, когда я в детстве садилась обедать, меня пугал написанный масляными красками портрет Дженса Хенрика – великий датчанин косился на меня, лицо бледное, с острыми скулами, копна черных волос ниспадает на лоб почти до самых мертвенно-голубых глаз. Замечая, как глаза давно умершего человека следили за мной, где бы я ни находилась в комнате, – глаза такие же, как у меня самой, – я проникалась наводящим ужас ощущением обреченности.

До открытия в Росборне порошкообразного золота Дженс Хенрик Дженсен владел мельницей и сам на ней работал (отсюда название нашей улицы), но после начала добычи известняка дальновидно переоборудовал ее для помола цемента. В дальнейшем производство цемента стало основой нашего семейного бизнеса. Королевская цементная компания Дженсена по сей день известна тем, кто занимается строительством (слово «королевская» Дженс Хенрик вставил в название для солидности и в честь датского короля Фредерика VI).