Кивнув, лесничий молча устремил взгляд в пустоту. Речи мельника удивительным образом подкрепляли его недавние мысли о «пробуждении» друга. Если безвременная кончина Кристины исправила слишком большой крен мельника в сторону мирского, разве не очевидно, что Ханне предназначено благотворно повлиять на его жизнь, направив ее к потустороннему, привести этого человека к Спасителю, которого он раньше признавал только на словах?
— Якоб, мне рассказать Ханне?
— Нет-нет, по-моему, пока не надо… Лучше потом… впрочем, ты и сам должен понимать. Но я тебя вот о чем хотел спросить… Как ты думаешь… она бы пошла за меня?
— Ханна? Да она замечательно относится и к тебе, и к Хансу, так что не представляю, кого другого она хотела бы себе в мужья.
— Хм… Просто… может, в Копенгагене… она наверняка знакома с людьми более образованными… прошлой зимой она опять ездила туда, и я подумал…
— Насчет этого можешь быть совершенно спокоен — она там не помышляла о браке. А вообще ей скоро пора завести себе мужа, ведь таково предназначение женщины… Видишь ли, если на то будет воля Божья, твой путь приведет тебя к Ханне, ибо этот способ достижения цели всегда безошибочен, в отличие от нашей собственной греховной воли, тем более ослепленной страстью.
Мельник стыдливо отвел взгляд — он слишком хорошо знал, куда чуть не завела его собственная, ослепленная страстью, греховная воля, и был рад, что собеседник не в состоянии прочесть его мысли.
— Значит, быть нам с тобой свояками, Вильхельм! — сказал он, чтобы лесничий не заметил его смущенного молчания.
— И это будет совсем неплохо, — засмеялся тот.
Крепко пожав друг другу руки, мужчины быстрым шагом пересекли поляну и вошли в ельник, в коричневатой полутьме которого догорали последние золотые лучи солнца. Каждая отходившая от ствола сухая веточка сверкала стеклянной нитью, и сквозь эту светящуюся сеть мельник разглядел Ханну: она с порога высматривала, не идут ли они, ведь Гектор давным-давно возвестил об их приходе.
II
В этот дождливый вечер середины октября в зале царило оживление.
На конце стола, как раз напротив Лизы, сидел гость — ее брат Пер Вибе. Этот знаменитый на всю округу (или печально известный — в зависимости от компании, в которой о нем заходила речь) пострельщик-браконьер был отнюдь не атлетического сложения. Он также не отличался ростом (сидя, был чуть выше сестры), а маска, под которой он скрывал свой характер авантюриста, представляла собой довольно заурядное мужицкое лицо, обрамленное едва ли не обязательной в тех краях бородой, которая, начинаясь от самых висков, кончалась под выдвинутым вперед, черным от щетины подбородком. Возможно, внимательного наблюдателя удивило бы, что взгляд, который горел в маленьких глазках под нависшими бровями, нередко бывал пронзителен и тревожен, то есть плохо сочетался с мирным ремеслом земледельца. Кожа его была сильно обветрена. Пер был десятью годами старше сестры, но на вид ему давали гораздо больше.
Изо рта у него свисала резная трубка с богато изукрашенной головкой, дым из которой смешивался с дымом ее бедных родственниц, находившихся во владении Кристиана и Йоргена, а также почерневшей, чуть ли не обугленной носогрейки, торчавшей из пасти Ларса.
Сей «простофиля», поставив локти на столешницу и подперев голову руками, вылупил белесые голубые глаза на этого поразительного человека, невзрачного и сутулого, над головой которого сиял ореол искателя приключений, едва ли не разбойника — ореол, воочию проступивший в табачном дыму после того, как парни, поднажав на Пера, заставили его рассказать несколько увлекательных историй о своих приключениях, приправленных не только так называемой «латынью охотников», но и греческим браконьеров. Утомившись от своих баек, Пер вытащил изо рта чубук, сплюнул на пол и для восстановления сил хлебнул из стоявшей перед ним глиняной кружки.
— Прямо скажем, Лиза, этому пиву не сравниться с тем, которое варила ты сама! У того даже привкус хмеля был совсем другой.
— Да, теперь мне не до варки пива, хватает других забот, — сказала Лиза, не отрываясь от вязания.
— Ну что ты горбишь спину с утра до вечера!.. На черта тебе это сдалось? Могла бы, по крайней мере, потребовать двойное жалованье.
— Я как-нибудь сама разберусь, Пер.
— Хозяин не обеднел бы, если б добавил хоть половину жалованья, — заметил Кристиан. — Но он всегда был прижимист.
— Не нужна мне никакая прибавка, дубина ты стоеросовая! — проворчала Лиза, которая весьма дорожила своей репутацией прислуги на редкость работящей и на редкость нетребовательной. Такая репутация в самом худшем случае обеспечивала ей приличное место на будущее.
— Ты, Лизочка, просто слишком хороша для этого света, — засмеялся Кристиан, — глядишь, Господь вознаградит тебя на том.
Ларс был огорчен новым направлением разговора.
— А правда, что вы участвовали в убийстве предыдущего лесничего? — встрял он.