Все вроде бы шло хорошо. А теперь это ощущение благополучия опять развеялось из-за козней соперницы. По правде говоря, не было ничего удивительного в том, что Лиза со своими наивными и довольно банальными женскими штучками проигрывала такой ученой и хитроумной обольстительнице. Этой ханже, которая гуляет при луне с воздыханиями и восторгами по поводу звезд и вечности! Которая имеет для выигрыша в своей коварной игре такие козыри, как Господь Бог со всеми ангелами! Которая дает мельнику книги стихов! Да-да, Лиза сама видела лежащий у него том с золотым обрезом, на котором стоит
А когда и эти уловки не сработали, пришла пора настоящим колдовским чарам: барышня играла на фортепьянах, чтобы свести его с ума музыкой. Вот что было самое страшное…
И Лиза, перевернувшись на живот, от ярости молилась в подушку и плакала скупыми слезами о себе, бедной, несчастной девочке, которую оттеснила в сторону куда более искушенная соперница, обманом и предательством отняв по праву причитавшееся Лизе. Долго ли ей осталось лежать на этой кровати, прежде чем ее погонят отсюда, как паршивую собаку?
После этого припадка на нее снизошел покой, но не сон; впрочем, спать она и не собиралась. Она хотела знать, когда он вернется оттуда, будет ли это уже с рассветом.
До рассвета, однако, ждать не пришлось, хотя ждала она долго.
Вот открылась входная дверь — наконец-то…
Лиза слышала, как он заходит в сени, оттуда — на кухню, там он зажег свечку. Однако… она навострила уши и даже приподнялась на постели… нет, семенящих, топочущих шагов Ханса не слышно.
Теперь мельник прошел в соседнюю комнату, свою спальню…один…
Лизино сердце бешено заколотилось — со страхом и надеждой.
Хозяин между тем принялся мерить шагами комнату; не похоже было, чтоб он собирался раздеваться; шаги постепенно замедлялись. Раза два он подходил к самой двери. Потом надолго замер на месте. Лизе послышался вздох. Мельник явно стоял за порогом.
В дверь постучали.
Служанка вздрогнула. Надо ли ответить, или лучше сделать вид, что она спит?
Дверь распахнулась.
— Лиза!
— Да, хозяин.
— Ты уже легла?
— Время-то позднее.
— Ах да, — мельник взглянул на часы. — Скоро уже двенадцать.
Он не уходил с порога. Справа и чуть сзади, у него на умывальнике, видимо, стояла свеча, луч которой скользил по щеке мельника. Лизе было видно, что щека эта горит. Глаза его блестели, но во взгляде сквозила неуверенность. В руке он все еще сжимал часы, и было такое впечатление, будто он сам не знает, чего хочет.
— Вам что-нибудь нужно, хозяин? Может, я встану и приготовлю чаю?
— Нет-нет, спасибо… мне вовсе не хочется…
— Тогда в чем дело?
Этот прямой вопрос и в особенности нетерпеливый тон, которым он был задан, весьма болезненно напомнили мельнику о том, что, строго говоря, ему не положено без излишней надобности находиться ночью в ее комнате.
Он поспешно, словно очнувшись от дремы, сунул часы в карман.
— Ни в чем, только… ты слышала гром?
— Нет.
— А там громыхает, надвигается большая гроза. Пожалуй, я все-таки попрошу тебя встать.
— Хорошо, хозяин.
— Ну, как вы сегодня развлекались на мельнице? — спросил мельник уже без прежнего смущения, а может, просто подпустив в голос шутливость, ухмыльчивость.
— Да как здесь будешь развлекаться, когда больше не происходит ничего веселого? — ворчливо ответила Лиза.
— Ну, не скажи, Лизонька, тут…
Он оборвал фразу коротким добродушным смешком, призванным означать, что сей недостаток легко исправить.
— Вы уж, хозяин, выйдите, чтобы могла накинуть на себя одежку, — попросила Лиза.
Говоря это, она приподнялась в постели, опираясь на локоть, и прикрыла грудь одеялом, но у нее тут же начала мерзнуть спина.
— Да-да, я и вправду пойду, Лиза.
Он удалился в свою комнату, однако дверь оставил приоткрытой.