Читаем Мельница на Флоссе полностью

Весь хорошо одетый люд Сент-Огга и его окрестностей был налицо; да и право, стоило приехать даже издалека, чтобы увидеть великолепный старинный зал с уходящими ввысь сводами, резными дубовыми стропилами, массивными двухстворчатыми дубовыми дверьми и светом, льющимся сверху на пестрое сборище внизу. Зал этот был весьма необыкновенным; на стенах его кое-где даже сохранились на полустертом цветном поле изображения геральдических зверей с характерно вытянутой мордой и стоящей дыбом щетиной — лелеемые эмблемы родовитой знати, в старину владевшей этим замком, который являлся ныне общественным достоянием. Прорезанная вверху одной из стен величественная арка венчала дубовые хоры, за ними открывалось пространство, заставленное оранжерейными растениями и стойками с прохладительными напитками — приятное убежище для праздных джентльменов, утомленных толчеей внизу и желающих занять более благоприятную позицию для наблюдений. Полное соответствие старинного здания его превосходному современному назначению — а оно-то и придавало благотворительности отпечаток истинной элегантности и, воздействуя на тщеславие, способствовало пополнению недостающих средств — было столь разительным, что каждый человек, войдя туда, спешил поделиться своим мнением на этот счет. Вблизи арки, под хорами, была каменная ниша с витражом — одна из освященных веками несообразностей этого зала; здесь подле ниши поместилась палатка Люси — так ей удобнее было расположить множество незатейливых изделий, которые она взяла на свое попечение по просьбе миссис Кен. Мэгги выразила желание занять место у входа в палатку, предпочитая торговать мужскими халатами, нежели шитыми бисером ковриками и прочими изящными вещицами, о которых у нее было лишь смутное представление. Но вскоре эти халаты стали вызывать такой интерес и такое множество вопросов, все проявляли такое назойливое любопытство к их подкладке и прочим особенностям и так жаждали примерить их, что палатка Люси сделалась центром всеобщего внимания. Леди, пренебрегшие халатами и ограничившие себя продажей собственных рукоделий, тотчас же усмотрели фривольность и дурной вкус в пристрастии мужчин к предметам, которые всегда можно получить у самого заурядного портного. Возможно, это слишком заметное восхищение внешностью мисс Талливер, выразившееся в самых различных формах на благотворительном базаре, сказалось на оценке, которую многие из присутствовавших там женщин дали впоследствии поведению Мэгги. Нельзя утверждать, что в милосердных сердцах дам-благотворительниц гнев мог пробудиться только оттого, что их красота осталась непризнанной, — нет, скорее это объясняется тем, что проступки людей, ранее вызывавших наше одобрение, неизбежно предстают нам потом в самом мрачном свете, хотя бы в силу контраста; да и то обстоятельство, что Мэгги оказалась в этот день в центре внимания, позволило обнаружить в ней известные черты, с которыми позднее также связывали разыгравшиеся события. По мнению всех судей, принадлежавших к прекрасному полу, было что-то вызывающее в открытом взгляде мисс Талливер, что-то неуловимо вульгарное в характере ее красоты, и это ставило ее намного нише ее кузины мисс Дин; ибо теперь леди Сент-Огга готовы были полностью отказаться в пользу Люси от своих сомнительных притязаний на поклонение мистера Стивена Геста.

Что же касается самой Люси, этой милой крошки, то ее добросердечное торжество после недавно одержанной победы в деле с мельницей и надежды на успех своих планов в отношении Мэгги и Филипа создали у нее в этот день особо приподнятое настроение; и она не испытывала ничего, кроме радости, от единодушного признания привлекательности Мэгги. Правда, и сама она была совершенно прелестна, и Стивен в этом многолюдном собрании был необыкновенно предупредителен к ней, ревностно скупая все вещицы, создававшиеся у него на глазах ее пальчиками, и побуждая всех Знакомых мужчин приобретать наиболее прихотливые безделушки. Расставшись со шляпой, он украсил свою голову феской, вышитой ручками Люси; однако, по мнению поверхностных наблюдателей, в этом следовало усматривать не столько комплимент Люси, сколько проявление фатовства. «Гест — настоящий фат, — заметил юный Торри, — но он — привилегированное лицо в Сент-Огге и во всем задает тон: сделай другой что-нибудь подобное, его сразу подняли бы на смех».

Стивен ничего не покупал у Мэгги, пока Люси, понизив голос, не сказала ему с некоторой досадой:

— О чем вы думаете? У Мэгги скоро разберут все вязаные вещи, и получится, что вы ничего у нее не приобрели. Там есть восхитительные гарусные напульсники, мягкие-премягкие. Ступайте к ней.

— Увольте, — сказал Стивен. — Они предназначены для людей с пылким воображением, способных зябнуть в этот теплый день от одной только мысли о снегах Кавказа. Непреклонный разум всегда был, как вам известно, сильной стороной моей натуры. Пусть Филип покупает напульсники. Кстати, почему его не видно?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее