— А у тебя бумага на обыск есть? — небрежно осведомился мужчина. Он ничуть не беспокоился.
Впрочем, Арвиэль этого ожидал. Мирона можно взять на испуг, а с прожженным жизнью охотником такое не прокатит.
— Нет, но выписать не проблема. Правда, вернусь я уже не один, а с господином Грайтом и понятыми. Да и сослуживцев прихвачу для скорости дела, а они, знаешь ли… натопчут немного.
А правильнее говоря, поставят избу с подпола на крышу.
— Сам себе, что ль, выпишешь? Капитана-то в городе нет.
— Капитана нет, зато градоправитель есть. Вот он-то бумагу и выпишет, а чтоб ты ничего попрятать не успел, со мной к нему пойдёшь. Если я неправ, меня накажут, если ты виноват — тебя за браконьерство судить будут. Идёт?
— Не идёт. Ладно, проходи.
Арвиэль шагнул на приступок, но Зосий немного замешкался: человек и аватар столкнулись грудь в грудь, точно меряя, у кого плечи шире и взгляд жёстче. И снова в тёмных глазах охотника прочлась эта непонятная застарелая ненависть к Перворожденным.
Характерный кислый запах Арвиэль почувствовал сразу и кивнул на печку:
— Доставай.
— Ну и нюх у тебя. Прямо-таки собачий.
— Я чувствую колдовство и алхимию.
— А-а, где-то слышал такое про эльфов. Может, заодно носки мои поищешь? А то поставил куда-то давеча, а куда — не помню, — Зосий умел хамить без злорадства — редкий и паскудный дар. Достав из печи мешочек, охотник перебросил его стражнику.
— Из чего это сделано?
— Так я тебе и сказал! Вдруг самому захочется? Это просто прикорм для рыбы, ничего незаконного. Он не ядовитый вовсе — хочешь поверь, хочешь проверь.
— Если б он был ядовитый, я бы сейчас с тобой не разговаривал, а тащил в тюрьму — с заломленной рукой или со сломанной, — пожал плечами Арвиэль. Зосий промолчал, поверив на слово. — Всё равно это браконьерство, каким бы ни был метод. Ты сам понимаешь, что делаешь? Если горожане, дорвавшись, всю рыбу переловят, в следующем году её почти не будет.
— Значит, будут заказывать больше мяса, — осклабился охотник. — Я никому ничего силой не впаривал, люди знали, что берут.
— Но продавал его ты, с тебя и наибольший спрос.
— Хорошо, штрафуйте, а вместе со мной Мирона, Игната, Демьяна, жреца Теофана — бедолага вообще в ловле не смыслит, а своей рыбки хочется, вот и купил прикорм, радовался. Мне придётся цены на пушнину и мясо поднять, чтоб по миру из-за вашего штрафа не пойти, да и вряд ли народу понравится то, что вы с Грайтом уважаемых людей из-за рыбы обижаете… Должность градоправителя-то у нас выборная…
— У
— Какой-то ты странный сегодня, Арвиэль, — Зосий в напускной задумчивости облокотился на стенку, прищурился. — Врываешься ко мне посреди ночи, всю избу тиной провонял, орёшь на меня, руки переломать грозишься непонятно из-за чего… Ты, часом, не пил?
— Не переводи тему. Если водяной об этом прикорме узнает, здорово разозлится.
— Я всё равно в вашем лягушатнике не барахтаюсь, в другие места хожу.
— Я не о тебе, а о тех, кому из-за тебя попадёт. Он и так сейчас рвёт и мечет, а поймает кого за руку — утопит.
— Я-то тут при чём?
Арвиэль потерял терпение.
— Отдай мне гребень по-хорошему!
Зосий вытаращился окунем и вообще повёл себя странно: он опешил, и весьма правдоподобно.
— Чего?! Ты что, совсем больной?! — заорал охотник. — На кой ляд мне твой гребень?!
— Отдавай или я тебя… арестую! — не отступал аватар.
— Эге-э, да ты никак пьян! Иди проспись, убогий! — Зосий сплюнул.
— Ты знаешь, что я не про свой гребень, а про водяной!
— Ну, совсем с пьяни крыша не держится! — охотник покрутил пальцем у виска. — Впрочем, сивухой не пахнет… Дурман-травы накурился или чего покрепче набодяжил?
— Гребень водяного верни!
— Угу. Щас верну. А к нему в придачу русалкины туфли, кикиморино зеркальце и колун, который давеча спёр у лешего. На кой хрен водяному гребень, дубина?
— Верни, не то я… — резко дёрнувшись, Арвиэль сжал кулаки. Рыбка, ощутимо лягнув парня под рёбра, выскользнула из-за пазухи, но аватар машинально перехватил её на лету.
И остервенело погрозил Зосию пряником.
Охотник выразительно изучил орудие возмездия и заметно впечатлился. Краснота с лица стала спадать.
— Тьфу ты! — уже не зло, а презрительно цыкнул мужчина. — Пьянь еле-еле терплю, так ещё дуриков в стражу понабрали. Сам от вас слиняю к шушеля матери, и выгонять не придётся. А пока что вали-ка отсюда, пока я тебя взашей не вытолкал!
Распахнутая с пинка дверь отозвалась жалобным визгом. Спорщики выглянули за порог.
Саженях в трёх от избы, прямо в любимой поросячьей луже, сидела госпожа Агафья, потирая стремительно набухающую шишку на лбу. Вид у жены ростовщика был растрёпанный, но отнюдь не растерянный.
— Вы чего буяните, грешники? — узрев обидчиков, взвилась почтенная дама.
— А вы чего подслушиваете?
— Я-а?! — тётка замахала кулаками, позабыв о шишке. — Во грехе меня обвиняете, богохульники? Я вообще мимо проходила, а вы, бражники поганые, зелёного змия рабы окаянные…