Мелодия страсти

Когда Роберт вернулся на кухню, женщины, повязанные фартуками из пластика поверх своих красивых платьев, уже месили тесто и размораживали фарш в микровольновке. И ему выпало на долю чистить и мелко порубить лук. Тот оказался, как выразилась Роберта, «злющим». Но ее муж был рад предлогу выпустить слезы на волю. Они у него еще в спальне просились.

Пока лепили пельмешки, получившиеся куда большими, чем полагалось по жанру, вернулся с моря Клод. На руках у него спал уставший Фрэди. Клод жестом показал, что уложит кроху спать наверху и вернется.

Разложив малыша, гуттаперчевого, как тряпичная кукла, в его кроватке, Клод на цыпочках ушел вниз. Его помощь не понадобилась, но он помыл руки и стал под диктовку скаченного из интернета текста, который озвучивал для него Роберт, делать соус из молотых помидор, молотого чили и укропа к пельменям. От сбя Софья посоветовала, вспомнить, как соус делала ее мама, добавить уксуса.

Когда пельмени извлекли, все так объелись, что осоловели и поплелись спать. Но наверху заплакал проснувшийся малыш, и Соня извлекла его из кроватки, перенесла к ним с Клодом в спальню и сама отправилась мыться, предоставляя Клоду целовать мальчика в пузико и гладить по головке.

Когда она вернулась в одном полотенце, в ванную пошел Клод. Малыша он ополоснул под душем на пляже, поэтому снова его мыть смысла не было. Соня положила гугукающего Фрэдика на середину постели и накрыла его прихваченным из ванной в руках сухим полотенцем. Но малыш его откинул ручонкой, вцепился в край мокрого на Софье и стянул полотенце на простыню, а сам потянул ручонки к Соне, как бы прося взять его на руки. И …припал к ее груди.

Лицо у Сони стало беспомощным и растерянным. А Клод быстро побежал на кухню за бутылочкой со смесью. Он вернулся быстро, и Соня с трудом отлепила малыша от соска и подсунула ему бутылочку, продолжая держать ребенка у груди. Насосавшись, мальчик начал засыпать. И Соня положила его между ними с Клодом. Но кроха тут же повернулся к ней со словом «мама», сказанным очень ясно и громко.

Соня от неожиданности застыла, потом издала горлом какой-то странный звук и притянула мальчика к себе. Клод же почувствовал, что в этот момент какой-то общий теплый купол накрыл их всех троих. Это Ангелы сомкнули над троицей крылья, поцеловал малыша в попу. Погладил по голове любимую.

– Со словом «папа» придется подождать до утра, – пошутил он. И вся компания заснула «сном младенцев» в восемь утра. А с утра Клод должен был ехать в церковь, чтобы покреститься в Православие, пока Соня наряжается к свадьбе и делает прическу.

Утром Клод встал тихо, не поев, лишь умывшись, отправился в церковь, чтобы к восьми прийти на свое крещение. Он выбрал ближайшую к дому родителей православную церковь, когда занимался организацией венчания. Церквушка на улице Карлтона, носящая имя Святого Георгия стоит среди жилых домов и внешне на них походила. Не было в ней ни золоченых куполов, не знаменитых икон, ни роскоши внутри, как в тех церквях, которые на территории России. Здесь крыша со скатами, закругленные сверху окна, внутри под потолком балки темного цвета, скорее напоминающие немецкие жилые дома. Невысокое крыльцо вело к двери, которую можно было бы себе представить и в обычном жилом особняке.

И только как всегда с византийской роскошью оформленные прекрасные иконы отличали ее от остальных храмов города.

Говорил священник, имя которого Клод пытался вспомнить, на неплохом английском. Его родным был русский и хорошо он освоил греческий. Мужчина средних лет в красивом ало-золоченом облачении встретил его в компании служки. Все уже было готово для обряда. Поэтому Клод снял пиджак и рубашку, остался в брюках и майке – ведь на него будут брызгать водой, как сказал ему служка. Чаша была красивой, сделанной под старину.

Священник что-то зычно читал, водил Клода по кругу вокруг купели, после молитв брызгал на него водой с чего-то вроде длинноворсной кисточки или конца плетки, возлагал на голову что-то матерчатое с вышитыми словами. Все было красиво и как-то очень торжественно, возникало чувство приобщение к чему-то светлому и прекрасному. Очень понравилось Клоду, и смотреть на необычайной выразительности иконы. Серьезные, красивые лица, взирающие с них, словно становились родными по мере продвижения концу обряда. Ангел Клода порадовался опаданию в Храм. Любовь и явление Ангелов подвигло его на такую перемену. Раньше он верил только в свои силы. Теперь знал, как они ничтожно малы по сравнению с теми, что есть у Царствия Небесного. И теперь прежнее безверие он воспринимал, как юношескую лигу в спорте. А теперь он входил в мир взрослых не только телом, но и душой. Он первый раз осознал ответственность перед небом не как нечто абстрактное, но очень конкретное. Он родился зачем-то, есть в этом некий замысел. И надо постараться его не испортить.