Мелодия

Увидев Бузи во второй раз, Терина почувствовала, что должна оставить свой чай недопитым, – она кивнула, принося извинения хозяину, и поспешила за родственником. Двигался он как-то неловко, раскачивался, как пассажир, который неделю провел в море, а теперь был отягощен двумя тяжелыми чемоданами: такое зрелище в навигационные месяцы с апреля по октябрь не было в диковинку, хотя, насколько она видела, Бузи был отягощен всего лишь номером «Личностей» и небольшим пакетом, завернутым в бумагу от несчастного лавочника, у которого древние старухи покупали платки и дешевые украшения. Свободную руку он прижимал к животу, словно его мучила боль. Впечатление возникало такое, будто его кто-то лягнул в живот. Тяжелая, мучительная неповоротливость Бузи обеспокоила ее – оставить это без внимания было невозможно. По крайней мере для Терины. Она по характеру была человеком отзывчивым и заботливым, хотя люди посторонние сказали бы, что она вежлива, но без теплоты. Тут сказывалось всего лишь ее одиночество. Слишком много часов проводила она наедине с собой, слишком много лет. Она хотела казаться элегантной и доброй, но в глазах других людей выглядела скорее утонченной, высокомерной и строгой.

Когда толпы покупателей остались позади, и Терина оказалась в более спокойной деловой части города, Бузи был уже достаточно близко к ней – она вполне могла его окликнуть. Но она подозревала, что ему могло не понравиться, если бы кто-то увидел его в таком жалком виде. Возможно, он хочет сохранить свою приватность, анонимность. Любой не желает быть узнанным, если он не в себе. Поэтому она не стала пока обращаться к зятю – решила посмотреть, что будет дальше. Она просто приглядывала за ним с безопасного расстояния. Может, спазм в его желудке, или колотье, или приступ несварения пройдут, он распрямится, походка у него станет более нормальной. И тогда она сможет и дальше получать не то чтобы радость, но по крайней мере удовольствие от возможности побыть с собой наедине.

Возможно, прежде и было время, когда незаметная прогулка следом за докучливым родственником стала бы для Терины соблазнительным приключением. Она видела фильмы (например, «Влюбленный Неаполь»), в которых элегантные женщины преследовали красивых и подозрительных мужчин по касбам[11] и людным проулкам – точно так, как делала это теперь она. Альфред был красивым мужчиной – это она могла представить. И в самом деле, когда она впервые увидела его на сцене, она чуточку влюбилась в него, в его голос, чарующие любовные истории, о которых он пел. Она тогда думала, что они могли бы стать парой. Но тут вмешалась сестра, и он необъяснимым образом предпочел ее, Алисию. Подглядывание за мужем Алисии в прошлом могло бы доставить ей удовольствие, этого она не исключала. Но в ту субботу она не могла себя убедить сыграть на глазах у всех кинозвезду, и точно так же она не могла, к своему удовольствию, представить, что Альфред в его старческие годы стоит того, чтобы за ним подглядывать. Ее миссией в большей мере, чем любовная история из фильма, была забота о вдовце сестры, долг, наследство. После посещения виллы в ночь нападения беспокойство не отпускало ее. В доме, который Алисия всегда содержала в идеальном порядке, не только царили беспорядок и ветхость, там поселилась и грязь. Немытая посуда, невскрытая почта, всюду паутина. И экскременты древоточцев. Неудивительно, что тут были и животные – не только во дворе, но и в комнатах. Потрясло ее и то, что она обнаружила прах сестры все в той же безвкусной урне, водруженный на крышку рояля, словно его значительность не превосходила таковую метронома или подсвечника. Как муж покойной может так долго с этим тянуть? Джозеф, который большую часть времени оставался для нее загадкой, этот несуразный кукушонок в ее уютном гнезде, на сей раз был к месту со своим советом: дядя Альфред должен нанять горничную. Или переехать куда-нибудь, поближе к благам цивилизации и где будет поменьше комнат; и это была чистая правда.