Мелодия

Бузи был не единственным, кто подвергся нападению бездомных, диких бродяг, заморышей, писал он, а его вилла была не единственным взломанным домом. Ограбления и нападения совершались на прежде респектабельных улицах, возвращение домой по которым вечером с бумажником в кармане и на чуть нетвердых после выпивки ногах вместо удовольствия могло теперь обернуться неприятностями. К одиноким женщинам и семьям приставали нищие, требующие подарков и услуг всякого рода, включая и те, что не поддаются описанию. Туристам докучали, на них нападали. Торговцам приходилось укреплять двери и окна своих заведений. Наблюдался всплеск ограблений. И опять Бузи оказался не единственным человеком, кому в последнее время пришлось в темноте с тяжелой тростью и бьющимся сердцем спускаться по лестнице, чтобы прогнать незваных гостей. И он был не единственным, у кого после этого остались шрамы. Что-то следовало предпринять, чтобы остановить разложение («чт – т не тл жн е, чт – т эффективн е, чт – т радикальн е»); в противном случае наш город будет контролировать не полиция, а племя рычащих городских дикарей, «одетых двуногих», для которых наши современные улицы и проулки станут тем, чем овраги и тропинки были для естественных дикарей древности: «Эт т г р д стал их джунглями».

Конечно, эти соображения не принадлежали Субрике лично. Ему нравилось думать, что природа наделила его щедрым сердцем, но не настолько щедрым, чтобы из принципа замотать увлекательную историю. Он считал своим долгом сообщить (хотя и не подкрепляя сообщения никакими свидетельствами), что среди жителей районов, близких к саду, начинается движение за то, чтобы взять закон в свои руки. Нищие будут изгнаны из города вместе со всеми голоштанниками и бродягами, которые стали источником беспокойства на улицах. Если среди горожан, писал он, и раньше были «экстремисты», которые не могли не видеть в этой голытьбе, обитающей в парках, «чел веческие тбр сы, к т рые ср*т и сс*т, как с баки», то какое право имел он, – человек, у которого, как это ни печально, нет семьи или средств, которые нуждались бы в его защите, – говорить, что этих людей не следует изгонять из города, подобно собакам, вместо того чтобы привлекать угощениями и лакомыми кусочками? Он процитировал одну из песен Бузи (очень кстати, как показалось ему): «Вчера ты объедки давал собаке, / К утру она изголодалась до драки», хотя Бузи имел в виду мужей или любовников, а не каких-то там дворняжек.

Субрике нужно было поговорить теперь с кем-нибудь из горожан, чтобы придать некоторый вес своему заявлению, выступить от имени человека со скупым сердцем. Он по наитию вытряс из блокнота визитку, врученную ему ранее, и набрал номер на рычажковом телефоне, установленном недавно в его квартире редактором «Личностей». Да, фамилия была Пенсиллон. Джозеф Пенсиллон. Вот уж кто наверняка был «экстремистом». И брокеру Пенсиллону – как он просил его называть – почти не требовалось никаких подсказок, когда он отвечал на просьбу разделить гражданскую озабоченность, высказанную Субрике. Да, город, на его взгляд, с появлением так называемых попрошаек утратил изысканность.

– А вы бы согласились с тем, что они не многим лучше, чем… как говорят некоторые, не многим лучше, чем животные?

Субрике откинулся далеко на спинку его кресла и запустил свободную руку в ширинку и под трусы: приглашение – явно – Сарки спрыгнуть с подоконника, где он выгибал бровь своей спины на каждого прохожего, и устроиться на удобных коленях хозяина.

– Я бы согласился, – сказал Джозеф, брокер Пенсиллон. – С этим, по крайней мере, согласился бы.

– Не многим лучше, чем собаки?

– Чем дикие собаки. Не домашние любимцы, конечно. – У Джозефа была пара мальтийских мастифов, они охраняли его склад леса и были, как он считал, безукоризненны, в отличие от тех незваных гостей, которых они ловили.

– А не готовы ли вы выразить сочувствие тем, кто предлагает прибегнуть к более кардинальным мерам?

– Например?

– Например… я смущаюсь, говоря это, но, возможно, к переселению. – Субрике порадовался, что Пенсиллону не видны ни его улыбка, ни срамные части, которые теперь, когда Сарки решил переместиться и вытянулся в просиженном кресле, могли вздохнуть полной грудью.

– Вы имеете в виду вывоз нищих?

– Насколько я понимаю, есть такое предложение. Переселить их, как бешеных собак, о которых вы говорили. Предложение четко выражено. У нас в конечном счете есть полицейские силы, которые устраивают облавы на…

– Вероятно, в этом предложении есть резон.

– Переселение может быть более человечным, лучше, добрее, чем некоторые… менее умеренные решения, – допустил Субрике, с трудом скрывая свои удовольствие и нетерпение. Пенсиллон попадался во все ловушки, но были и другие радости, манившие его этой ночью. – С жестокими тварями, которые доставляют больше беспокойства, чем стая собак, можно, как я слышал, поступать, как со стаей собак, – к ним можно применить кнут.