Мелодия

Однако запахи не обескуражили Бузи. Он чувствовал целеустремленность. Должна же быть причина, по которой он забрел в сад, а не вернулся тем путем, которым шел в город, по богатым городским кварталам, что было бы разумнее. Он сегодня вечером поднимется на сцену, зал перед ним будет заполнен городской элитой, и он произнесет речь, обратится к ним с призывом. Они будут пристыжены, когда сравнят свою буржуазную жажду наслаждаться миром (и владеть им) с желанием певца сделать мир лучше. На них будет их лучшая одежда. А он должен не забыть одеться по-простецки. И бинты он снимать не собирается.

Он бесстрашно провел этот день в одиночестве, чтобы исследовать состояние сада Попрошаек, скажет он, не сомневаясь в эту секунду, что преодолеет свой страх перед публичными выступлениями. Нет, он возьмет храбрую ноту, чтобы смягчить впечатление от того, что они, вероятно, прочли этим утром в «Личностях». И то, что он обнаружил, скажет он, было позором. Вполне порядочные люди – с некоторыми он поговорил – живут в условиях, непригодных даже для собак, это такая разновидность убожества, в которой могут процветать только крысы и свиньи. Да, теперь Бузи понимал свое назначение. Все, что случилось с ним за ту неделю, привело его в сад, чтобы он мог стать их престарелым заступником. Он сделал несколько глубоких вдохов и поднял голову, чтобы увидеть то, что он может найти, и того, кого сможет обнаружить.

Те немногие крепкие дома, которые он видел, имели крыши либо из гофрированных листов жести, придавленных украденными дорожными плитками, чтобы их не унесло ветром, либо сырыми досками из срубленных в леске деревьев. Более ветхие сооружения, по большей части самодельные, изготовленные из картонных коробок и деревянной тары и покрытые листвой и бумагой, скорее напоминали гнезда, чем дома. В этом саду обитали люди-грачи.

Накурившаяся девица Грачиха разгребала ногой объедки на земле. Один из местных бакалейщиков вывалил гниющие фрукты прямо перед воротами, и она рылась в осклизлой массе, запускала в нее руки в надежде найти что-нибудь посвежее и поплотнее (может быть, комок жира, кость, обгоревшую корочку хряща), чем кожура апельсина, шкурка яблока, сердцевина сливы, которые она уже испробовала: эти помои были слишком черные и гнилые, чтобы сойти за настоящую еду. Если не считать девицы, то сад казался Бузи необитаемым, пока он не прошел вглубь и не увидел больше открытые взору обиталища. Там спали попрошайки. Или старались изо всех сил уснуть на своих жестких лежбищах, несмотря на дневной свет и тесноту. Многим приходилось дремать сидя. Они спали днем, потому что город недавно (в своем пароксизме тревоги о кризисе нищих, на который ссылался Субрике) решил, что бездомным нельзя позволять спать по ночам. Приходили констебли с длинными тростями и мигающими фонарями и прогоняли спящих. С сумерками место пустело, а с рассветом ворота открывали. Кто знает, какая административная логика заполняла улицы беспокойными нищими, когда остальные из нас спали? Следующим логичным шагом должен был стать запрет появляться нищим на улицах и в дневное время. Приближались времена – я почти видел их собственными глазами, – когда будет появляться банда людей с ломами и кувалдами, чтобы предъявить свои требования на землю; потом появится другая банда с землей для засыпки, и таким образом, никаких следов этой отталкивающей нищеты не останется.