– Картофельная шелуха, – пробормотал он, отрицательно покачав головой, себе под нос, но достаточно громко, чтобы я услышал.
– Вот вам и рассказ о моих городских приключениях, – сказал я, шутливо грозя ему мизинцем, – и о том, что я увидел, когда вернулся, как я показал на пальцах – на всех, включая и мизинец. И что мы с этим будем делать?
Мы некоторое время просидели в молчании, пытаясь понять, что случилось ночью с пропавшими фруктами.
– Есть вещи необъяснимые, – сказал я наконец и рассмеялся, потому что тысячу раз прежде утверждал, что таких вещей нет, что есть только то, что уже объяснено, и то, что еще ждет объяснения. Никакие бездны не лежат вне пределов досягаемости – такой точки зрения я всегда держался. Мы всегда держались. Потому что мы оба рациональны от природы. Нас утешает только материя вселенной, тело, существо, содержимое.
– Может быть, лесок или те огрызки, что от него остались, не так уж необитаемы, как мы считали, – ответил мистер Бузи. – Но не говори об этом моему племяннику. А то он придет сюда с ружьем.
12
Вообще-то мне уже доводилось видеть Джозефа Пенсиллона с ружьем в руках, правда, у меня не было желания говорить об этом мистеру Бузи, сообщать, что и я сыграл крохотную роль в том, что лесок, который он любил и исследовал в детстве, превратился сегодня в безжизненное пространство. Это было вечером четыре года назад или пять, когда чуть не убили Субрике. Можно сказать, что он сам вызвал на себя огонь, проводя частную вендетту на публичных страницах «Личностей» (теперь, к моему прискорбию, закрытых ввиду падения доходов от рекламы).
Конечно, когда «Хроника» наконец опубликовала планы и подробности проекта «Роща», тревожная дрожь прошла по городу. Горожане хотели быть уверены, что наши потери будут менее существенны, чем наши приобретения. Два вида слоганов – СЕМЬИ, А НЕ ЛЕС; ПРЕЖДЕ КРЫШИ, ПОТОМ КРОНЫ и СПАСИТЕ НАШИ ЛЕГКИЕ – говорят об уровне разногласий. Субрике стал самоназначенным лордом-хранителем легких. «Если бы воскрес Виктор Гюго и посетил нас, то он бы разочаровался, узнав, какими мы стали одышливыми из-за недостатка кислорода, который, как известно любому ребенку, подарен нам растениями и деревьями, – писал он. – Прежде мы были его „Городом с четырьмя легкими“. Вскоре, если не остановим эту так называемую „Рощу“, мы превратимся в „Город всего с тремя легкими“, станем людьми, которые забыли о своем долге и своем наследии».
Неприязнь Субрике к брокеру Пенсиллону не уменьшалась с вечера дебюта Седрика в саду, скажем об этом такими словами. Однако он сдерживался и в своих колонках и сообщениях не называл его «Пиноккио», хотя этот ярлык напрашивался сам собой. Считается, что журналист должен быть аргументированным и объективным. Однако Субрике не мог забыть драку в шатре тем вечером, когда мистер Ал оказался стерт с карты, обмен ударами и его унижение перед соблазнительными коленями Катерин Пенсиллон.
Она исчезла в тот вечер, как только Седрик завершил первую часть своего импровизированного концерта, а потому у Субрике не было возможности реабилитироваться. Целый час после перерыва он не сводил взгляда с ее пустого места, убежденный в том, что сам виноват в ее раннем исчезновении – фактически бегстве, – хотя те слова, которые он успел ей сказать тогда и вообще, были безобидными и профессиональными: «Я бы хотел взять у вас интервью». Он пользовался этой фразой тысячи раз и не всегда с целью соблазнения. И все же он понимал, что поставил ее в неловкое положение, а потом, когда в шатре началась ужасная заваруха, она оттуда исчезла.
Субрике не мог не связывать два этих события и не желать – нет, не принести извинения, а спасти лицо. Ему пришлось возвращаться в свое отвратительное жилище и к неблагодарному коту, пребывая в самом черном из своих настроений. В тени ратуши, на аллее, которая ведет к бульварам и барам, откуда-то сзади появился человек и нанес Субрике удар по голове чем-то не столь твердым, как стекло, или камень, или даже дерево, а потом бросился бежать вперед. Удар не нанес ему никаких повреждений, но он был шоком, покушением, главным образом на его самооценку. Покушавшийся был молод и беден. Он явно – судя по прыжкам его бега – считал свой поступок шуткой, оплаченной дерзостью, профинансированной, возможно, Пенсиллоном: «Я тебе плачу, чтобы ты шарахнул по черепу этого типа, но не слишком сильно, чтобы он не стал вызывать полицию». Субрике после концерта не раз задумывался об этой истории. Теперь, когда появился проект «Роща», он мог отомстить за оскорбление. Он решил делать все, что в его силах, чтобы остановить этого воротилу и его строительные махинации, но при этом самому рядиться в одежды всего лишь Благородного спасителя леска.