Мы подошли к церкви, двери были открыты, там, внутри, горели свечи, невидимый хор пел нечто очень красивое и загадочное. Мы с Мишей посмотрели друг на друга, решили, что одеты вполне прилично, в длинные брюки, светлые рубашки, туфли. Миша только спросил, а не попадет ли мне за это? Я сказал, что мы с отцом пытались как-то зайти, но были неодеты, поэтому нас не впустили. Тогда войдем, сказал Миша и бесстрашно повел меня за руку внутрь. Служба видимо заканчивалась, человек двадцать верующих выстроились в очередь к священнику, он помазывал крестообразно лбы кисточкой, окуная в серебряную рюмочку, которую держал в руках мальчик, примерно в возрасте Михаила, серьезный, в серебристой одежде до пят.
Миша купил пучок свечей, половину отдал мне и показал, как нужно их зажигать и ставить к иконе на подсвечник. Мое внимание притягивали освещенные иконные лики, я подолгу разглядывал огонь восковых свечей, приятно пахших медом, золотистые подсвечники, висячие лампады, резные золоченые рамы киотов; при этом звучали песнопения о любви, милости Бога, Пресвятой Богородицы — и мне казалось, что я не на земле, а где-то на пути к небу, откуда протягивают ко мне руки эти иконные преподобные, мученики, блаженные.
Он показал рукой на алтарь, там на двери был изображен воин в доспехах с мечом и щитом в руках, с огненными крыльями:
— Это мой небесный заступник Архангел Михаил, это он сатану сбросил в ад. Он начальник ангелов Божьих.
Я спросил, где же мой святой? Миша походил по храму, нашел икону и подозвал.
— Ой, ну он какой-то неказистый, — прошептал я разочарованно.
— Да что ты, это же Алексей, человек Божий, великий святой. Вот смотри: он стоит над Римом, видишь: башни, купола, дома? Сам одет в рубище, потому что он юродствовал, то есть смирялся перед Богом и людьми, за что ему Бог дал большую силу. А в углу слева — Иисус Христос, Он благословляет Своего верного слугу и друга — это значит, что преподобному Алексию являлся сам Господь, а это бывает только с избранниками. Вот попробуй, попроси что-нибудь у него и сам увидишь.
— Что попросить?
— Что-нибудь возвышенное. Например, мудрости и любви, веры и познания истины.
Я посмотрел на икону и повторил слова, только что сказанные Мишей. Прислушался к себе, но так ничего и не получил. Сказал об этом Мише, он успокоил: не сейчас, чуть позже будет ответ, не спеши.
Служба закончилась, народ расходился. Мы стали пробираться к выходу, и тут я увидел нечто страшное: на западной стене у двери на троне восседал Господь, рядом Богородица и апостолы, ниже — очередь людей, трое с улыбками на лицах идут наверх к золотистому свету, другие — испуганные, печальные — загоняются ангельскими пиками в огонь, где их хватают черные полулюди-полузвери. На этот раз мне не понадобились объяснения, меня охватил ужас! Я оглянулся на иконостас, разыскал самую большую икону Иисуса Христа и, закусив губы, закричал молча изо всех сил: «Господь Иисус Христос, я Твой, слышишь! Я не хочу в адский огонь, меня на небо зовут святые, мой Алексей. Я тоже хочу быть Божиим человеком. Спаси меня, Боже! Я Твой, я Твой, слышишь!»
— Вот видишь, это блаженный Алексий ответил на твою молитву. То, что ты почувствовал, называется страх Божий. Это тебе первый подарок с небес.
— А откуда ты всё это знаешь?
— Видишь ли, пока мама не умерла, мы с отцом ездили на север, посещали древние монастыри. Не знаю почему, но мне там очень нравилось. Казалось, будто каждый раз заходя в монастырь, я возвращаюсь домой. А потом умерла мама, и мне нужно было узнать, куда после смертного суда попала ее душа. Я как-то зашел в монастырь, нашел монаха и спросил его. А тот сказал, что нам это знать не дано, нужно много молиться, подавать записки в храм, раздавать милостыню за упокой души усопшей — тогда Господь каким-то образом сообщит о судьбе твоей мамы.
— И что, сообщил? — спросил я, затаив дыхание.
— Представь себе, да! — улыбнулся Миша. — Тогда была Троицкая родительская суббота, такой день особого поминовения усопших. Я выстоял очередь в монастырский храм, подал записку о упокоении, протолкался к кануннику со свечами, зажег свою свечу. Возвращался домой, какой-то счастливый… Пообедал и лег на диван почитать книжку. Меня сморило, и я задремал.
Во сне вижу: мама идет ко мне, вся такая радостная, в белом платье, над головой — сияние. Подошла поближе, коснулась моей головы, провела по волосам и сказала: я в раю, мне хорошо, меня бабушка вымолила, по ее просьбе мне Господь дал раннюю смерть от болезни, это меня и спасло, а ты, сынок, продолжай ходить в церковь и молись сколько хватит сил. Вот увидишь, ты еще у нас священником станешь. Я проснулся весь мокрый от слез и потом еще месяца два ходил с улыбкой на лице, пьяный от счастья.
— А что твой отец?
— Он… сказал, что это был лишь сон. И всё. Дело в том, что он тогда уже познакомился с этой женщиной, которая теперь стала его женой. Нет, она не плохая, но, понимаешь, она не станет мамой и не заменит ее никогда. Ну, а я хожу в церковь и потихоньку готовлюсь стать священником.
— А тебе не страшно?