Memoria. Воспоминания, рассказы, стихи

28 августа. Шла целый день вчера лесом. Деревья в лесу, как ноты в песне. Лейтмотив – красноствольные сосны. Как звуки мелодии, перемежаются они темными елями и высокими звонкими взлетами берез. Иду – точно песню разучиваю. И она все яснее звучит. Переливы вершин дают небу различный отсвет – то оно голубое, то ярко-синее, когда вонзаются в него золотые ветки берез, то жемчужные тени проходят. Опустишь из синевы в землю глаза, а синева все еще чудится под черничником. Тетерева оттуда как захлопают крыльями, как взовьются! Я вместо них и сяду в чернику. Столько ее, столько грибов! Этим всем и питаюсь. Задумала переночевать в лесу. Сейчас набрала хворосту огромную кучу, толстых суков, чтобы на всю ночь хватило. Устроила себе ложе из папоротников, сижу отдыхаю от всякой этнографии. Отдыхать приходится вот от чего: ведь, чтобы узнать от людей, чем они живут, надо прежде всего рассказать о себе. И такое, чтобы было им понятно, внушало доверие. Если сказать, хожу да бродяжу, – это неубедительно. Приходится пробавляться придуманным братцем, который болел и я навещать ходила. Чтобы было убедительно, надо самой верить в то, что говоришь. Я и поверила. Очень ясно представила себе и поверила: есть у меня такой брат.

Лиза бы пришла в негодование и ужас от такой лжи. А как быть? Я рассказываю ведь не для корысти какой-нибудь, а просто так удобнее говорить на общем языке. И все идет очень хорошо. Но иногда хочется отдохнуть, послушать лес и побеседовать запросто с профессором Кантом.

Часть V. На Енисее

Из тюрьмы на поселение

Наш этап держали в красноярской тюрьме неделю: ожидали хозяев, которым нужна рабочая сила. Наконец щелкнул замок, открылась дверь.

– Построиться! – сказал надзиратель. – Смирно!

Он прошел по рядам женщин вместе с грузным мужчиной в меховой шапке и валенках. Мужчина останавливался, осматривался, тыкал пальцем:

– Эту, эту и эту!

– Шаг вперед! – командовал надзиратель. Девушка выступала. – Фамилия? Имя, отчество? – Отвечала. Надзиратель отыскивал в папке «Дело», сличал с фотографией и передавал девушку потребителю. Потребителю интересно получить молодую и здоровую рабочую силу. Таких и отбирали. – С вещами! – Девушка, готовая вырваться из тюремной камеры куда угодно, кидалась к своему чемодану.

Камера постепенно пустела – каждый день наезжали потребители.

Через неделю остался только бросовый товар: немолодые или слишком интеллигентного вида женщины. Запоздавший потребитель, махнув рукой, вынужден был взять всех.

Был январь, когда нас погрузили на машину, вывезли из города. После многих месяцев увидела я у края дороги огромные рыжие сосны под шапками снега. Сине-лиловые тени бежали по снегу за нашим грузовиком. Сосны кланялись, когда он подскакивал на ухабах, поднимая морозную пыль.

Ехали целый день. В деревне остановились в темноте. Нас провели в жарко натопленную избу. Не рассматривая и не расспрашивая, продрогшие и усталые, едва проглотив хлеб с кипятком, мы повалились на широкие доски пола и заснули.

Я поднялась, когда рассвело. Кругом спали. Натянув бушлат и шапку, вышла на улицу. Первый раз одна после тюрьмы. Широко шла накатанная дорога. Прямыми столбами поднимался дым из домов. За рядами усадеб густо синел лес. Это было самое радостное.

Я не знала, куда нас привезли, как сложится будущее, радостью были и нетронутый снег, солнце, синие сосны и скрип снега под валенками. Возможность идти по лесной дороге вправо, влево, куда вздумается. От воздуха кружилась голова. Мороз щипал, пытаясь окрасить вялую, как проросшая картошка, кожу. «Ладно, ладно, – думала я, – щипли, слабость пройдет, только бы ходить по лесу, дышать, смотреть на небо».

Вон заячий след… Ворона с шумом перепорхнула, осыпая снег. Закачались ветки… Хорошо!

На дороге показалась запряженная в дровни корова. Подле шел человек в стеганых брюках и бушлате, до глаз закутанный платком. Они везли дрова.

– Здравствуйте! – сказала я. – Как называется эта деревня?

– Бобровка, – женским голосом отвечал человек.

– Почта здесь есть?

– Нет, почта в Пяткове. Вас вчера с Красноярска пригнали? – Она размотала лицо, чтобы лучше беседовать.

– Из Красноярска. Сколько досюда километров?

– Поди двести будет.

– А до Енисея отсюда?

– До Залива – это деревня на берегу Енисея – верст семь. Там нашего колхозу бригада. – Женщина критически осмотрела меня. – Председатель вечор бранился – никудышних, говорит, привез. И вправду… Какая с тебя колхозу польза?

– Никакой, – отвечала я. – Я в Бобровке оставаться не хочу, поеду в Залив, на Енисей.

– Нук что? Зайди в правление, поговори. Во-он правление-то!

– Пойду.

В правлении было жарко и накурено. Взволнованно толпился народ, прибывший с нашим этапом. Председатель спрашивал, у кого какая специальность. Что может делать? Дошел до меня:

– Что можешь работать? Коров доить можешь?

– Нет. Я инвалид, физически работать не могу.

– А чем жить будешь?

– Там посмотрим. У меня взрослые дети, помогут.

– Пятая баба работать отказывается! Чего же я вас возил?

– А ты нас спрашивал? Нам даже не сказали, куда едем.