Мемориал

…Впервые он бежал из плена еще в Белоруссии, в сорок первом, не пробыв в лагере и месяца. Едва оправившись от контузии, он постарался понравиться пришедшему в лагерь ремонтнику, который набирал из пленных рабочую команду. Тот его взял, но, приведя на место, раскаялся: этот пленный с длинным костистым лицом, с прядью волос, упрямо спадавшей на лоб, и большими светлыми, смотревшими не то преданно, не то насмешливо глазами, — «нордический тип», как определил немец, — оказался слишком слаб, чтобы носить тяжелые носилки с камнями: его буквально шатало на ходу. Ему дали другую работу — отбирать булыжники от щебенки. На это он еще был способен: сидел себе на обочине и отбрасывал мелочь, всякий там лом, в сторону… Так он работал день, два, три, и охранники привыкли к нему — к его немощно согбенной фигуре, маячившей у обочины. «Т а к о й  никуда не денется», — решили они и перестали наблюдать за ним. Ему того и надо было…

Тогда он далеко не ушел. На востоке грохотал бой — это наши начали контрнаступление под Ельней, и охранники сообразили, что беглец должен направить свои стопы именно туда. Погоня настигла его где-то километрах в десяти от линии фронта. Как он прошел меньше чем за сутки, да еще по лесу, расстояние, равное чуть ли не дневной походной норме солдата, немцы так и не поняли. Подумали, что кто-то его подвез: какой-нибудь крестьянин. Им невдомек было, что в этом человеке таился свой, особый, резерв сил. Его бросили в общий лагерь, оставив на пять суток без еды. Рассчитывали, что больше он не проживет.

Однако он не только выжил, но с первого же дня стал готовиться к новому побегу… Теперь он уже твердо знал, что может убежать и снова вдохнуть пьянящие запахи свободы. И убежал бы — не через фронт, так к партизанам. Он уже начал нащупывать связи, как вдруг его с первым же транспортом отправили в Германию.

В вагоне он быстро освоился: среди сорока изможденных «хефтлингов» угадал еще пятерых, жаждущих побега. Сбившись в кучку, шестерка отважных решила: надо прорезать доски единственным имевшимся у одного из них обломком ножа. Но как осуществить задуманное? Начальник охраны, сопровождающий эшелон, предупредил: за каждого беглеца ответят жизнями все оставшиеся в вагоне. Значит, надо бежать всем! Но  в с е  бежать не могли: у одних не хватало сил, у других мужества… Что делать? Снова посовещавшись, шестерка решила действовать. Смельчаки почувствовали: нужен пример! Ни один человек не останется в вагоне, если кто-то покажет дорогу на волю. Одних подтолкнет совесть, других — страх перед расправой…

Они прощупали ножом стенки вагона: одна из них, передняя торцевая, оказалась тонкой — не заводской, а самодельной, из досок, не пропитанных специальным составом, нож ее взял. Три ночных часа работы, и в стенке была прорезана щель, вполне достаточная для того, чтобы человек мог протиснуться через нее и вылезти на буфер. А там… там уж как бог пошлет!

Однако побег не удался. На одном из перегонов поезд внезапно остановили, устроили дотошный осмотр и обнаружили дыру. (Хорошо, что нож успели выбросить в щель!) Охрана пересчитала пленных. Все сорок были на месте. «Кто прорезал дыру в стене?» — грозно спросил начальник охраны, плотный белозубый фельдфебель. Все молчали. «Сделать обыск!» — приказал фельдфебель солдатам. Но солдаты не нашли у пленных ничего, чем можно было резать дерево. «Я спрашиваю: кто прорезал дыру?» — повторил фельдфебель, взял у солдата автомат и направил его на сгрудившуюся у стены темную массу. Масса угрюмо и ненавидяще молчала. Фельдфебель выругался, швырнул автомат солдату и вышел из вагона. Щель надежно заколотили досками, эшелон тронулся…

Их сгрузили в Штукенброке и повели в распределительный лагерь. Еще когда они были в бане, наш герой приметил одного из писарей, по-видимому старшего из них — высокого, смуглого, с крупными выразительными чертами лица — типичного южанина, вернее всего, одессита. В регистратуре — «карта́е» — рассмотрел еще лучше. Было в нем что-то располагающее, несмотря на грозно выпяченные губы и зловеще приподнятую бровь. «Бывший биндюжник или душка-циркач из балагана», — решил новичок. И, незаметно подойдя к писарю, дернул его за рукав. «Послушай, чувачок, ты не из наших?» Писарь удивленно посмотрел сверху вниз. «Допустим, — усмехаясь, ответил он, в его глазах мелькнул интерес. — Есть ла́жа?» — «Есть, — простодушно сознался смельчак. — В карточке — верзо́: два прокола». Тут писарь стал серьезным. «Трудное дело, землячок. Но попробуем. Как звать?» — «Георгий — он назвал себя по фамилии, — в просторечии Жора». — «А меня звать Дмитрий».