Я обещал ему свое содействие, и на самом деле было начато следствие по делу «Штеенграхта и других», которое, конечно же, не дало никаких результатов, как того и следовало ожидать. Разрабатывая другое направление, связанное с Римом, относительно которого у нас были кое-какие наметки, мы однако не сумели раздобыть никаких неоспоримых документальных свидетельств. Канарис поручил вести расследование начальнику своего отдела контрразведки полковнику Роледеру. После ареста адмирала в 1944 году был схвачен и полковник, которого обвиняли в измене, совершенной в 1940 году. Роледер заявил, что в свое время он представил Канарису обширный материал расследования (с которым были ознакомлены только ближайшие доверенные лица адмирала — генерал Остер и фон Донаньи). Роледеру удалось выяснить следующее: след сообщения, переданного в Брюссель накануне немецкого наступления в 1940 году, ведет не в Берлин, а в Рим. Здесь поиски привели к некоему журналисту по фамилии Штерн, который поддерживал тесные связи с обер-лейтенантом мюнхенского управления абвера Йозефом Мюллером. Штерн сообщил, что срок наступления на Западе выдал Мюллер. Мюллер же, которого Канарис допросил «тайно и лично», утверждал, что его оклеветали; скорее всего, говорил он, это дело рук завистников, которые не могут ему простить особого расположения д-ра Ляйбера, священника-иезуита. Однако Роледер в разговоре с Канарисом подчеркнул, что его не убедили контраргументы Мюллера, который вызывает у него величайшие подозрения. В ответ на это Канарис потребовал от него хранить молчание обо всех обстоятельствах дела. Журналисту Штерну адмирал запретил заниматься впредь журналистской деятельностью и распорядился передать ему большую сумму денег в иностранной валюте. После этого Штерна, получившего другое имя, перевели из Рима в Швецию. На допросах в 1944 году Роледер сообщил также, что, насколько он представляет себе, Мюллер не мог действовать по своей инициативе — наверняка он выполнял задания Канариса.
Еще одно событие, произошедшее по вине Канариса, касалось вооружения немецких подводных лодок. У нас были собраны документы, особенно подробно отражавшие этот процесс с 1922 по 1935 годы. К нашему удивлению, мы узнали, что эти документы попали в руки Сикрет Сервис. Расследование показало, что роль связника играл некий голландец, который получил, в свою очередь, эти документы от капитана Протце. Протце был доверенным лицом адмирала и выполнял его поручения в Голландии. Я часто умышленно заговаривал с Канарисом о капитане Протце и его секретарше (кличка которой была «Тетя Лена»), так как оба казались мне подозрительными. Но он всякий раз отвечал мне: «Я хорошо знаю Протце, то, что он делает, он делает с моего ведома».
Прежде чем обсудить этот вопрос с Гейдрихом, я связался с главным командованием военно-морского флота и попросил о встрече с начальником соответствующего отдела, ведающего дезинформацией противника. Все военные инстанции имели строгое предписание вести тщательный учет любых материалов, используемых для дезинформации. Вместе с начальником отдела я целый день просматривал все регистрационные книги и выяснил, что материалы о перевооружении германского подводного флота никогда не использовались для дезинформации противника. Узнав об этом, Гейдрих побелел вплоть до кончика носа и в возбуждении забегал по кабинету. Для него не было никаких сомнений в том, что ответственность за случившееся лежит на Канарисе; ведь если он, несмотря на мои предупреждения, покрывал капитана Протце, он в любом случае обязан был нести ответственность за самоуправство своего подчиненного. Гейдрих попросил принести ему документы по этому делу, после чего он поручил мне сохранить их в сейфе. Мне пришлось завести специальную секретную папку, озаглавленную «Канарис», которая могла пригодиться в будущем.
Сюда же относится и операция по дезинформации, проведенная Канарисом в 1943 году вместе с руководителем итальянской разведки генералом Аме. О роли Канариса мне было известно досконально. Ситуация была следующей.