Мемуары

Можно ли мне было в этой ситуации беспокоить Гитлера своими личными делами? Не зная, что делать, я долго стояла перед оцеплением отеля «Тиролер Хоф». Был уже вечер, но люди все еще толпились на площади и вызывали Гитлера, который время от времени подходил к окну.

Было холодно, и я начала мерзнуть. Улучив благоприятный момент, мне удалось прошмыгнуть через оцепление и войти в гостиницу. Вестибюль кишмя кишел людьми. Я все же как-то сумела отыскать место, чтобы сесть. Для меня все яснее становилась легкомысленность моего предприятия, и я уже стала раскаиваться в том, что пустилась в эту авантюру.

Тут меня заметил Шауб и несколько растерянно спросил;

— Что это вы здесь делаете?

Не дожидаясь моего ответа, он неприветливо буркнул: «Фюрер сегодня не принимает» — и был таков. Он подтвердил бессмысленность моей затеи. Но через некоторое время адъютант появился вновь и на этот раз более приветливо произнес:

— Прошу вас, пройдемте со мной.

Теперь я перепугалась. Как рассказать Гитлеру о своих личных заботах в ситуации огромного патриотического подъема.

Когда Шауб стучал в дверь, из комнаты вышел какой-то группенфюрер. Гитлер пребывал в эйфории, он пошел мне навстречу и сказал, протягивая обе руки:

— Какая радость, что мы вместе переживаем здесь великие часы. Вы и представить себе не можете, как я счастлив. — Затем, словно разгадав мои мысли, он испытующе посмотрел на меня: — Однако вас что-то беспокоит.

— Мой фюрер, — пролепетала я, — мне неловко говорить о своих заботах.

— Сейчас вполне удобный момент. Так что же гнетет вас? — по-прежнему восторженно спросил он.

Я сделала глубокий вдох и затем проговорила:

— Речь идет о премьере «Олимпии». Она была назначена на середину марта, а теперь вот перенесена на неопределенное время. Окружающие уже сейчас шутят по поводу моей бесконечной работы над этим фильмом. А каково будет, если картина выйдет только осенью?

Гитлер ответил в задумчивости:

— Это, конечно, не слишком хорошо для вашего фильма, но если бы премьера состоялась сейчас, то попала бы в тень политических событий. А я считаю, что премьера должна состояться в удобное время, но такого до осени, пожалуй, все-таки не будет.

Я опустила глаза. Тут с быстротой молнии у меня мелькнула мысль о дне рождения Гитлера, и я проговорила импульсивно:

— А что вы скажете насчет двадцатого апреля?

Гитлер ответил, немало изумившись:

— Прекрасная дата, но у меня на этот день назначено слишком многое: нужно принимать парад, придут с поздравлениями гости. Я, к моему великому сожалению, просто не буду располагать временем, чтобы присутствовать на премьере.

— Об этом я не подумала, — сказала я.

— Знаете что, — лукаво улыбнувшись, проговорил Гитлер, — мы все же назначим премьеру на 20 апреля, и я приду, обещаю вам.

Все еще не веря, я растерянно посмотрела на него не в силах произнести ни слова. Тут в дверь постучали. Шауб доложил о Риббентропе.[279]

— Пусть он подождет минутку, — сказал Гитлер, — мне сначала нужно поговорить с доктором Геббельсом, так как я только что пообещал фройляйн Рифеншталь, что премьера ее фильма «Олимпия» должна состояться в день моего рождения и я буду там присутствовать.

Шауб, озадаченный, стал приводить контрдоводы, перечислять пункты программы торжественного дня и заявил, что премьера, дескать, совершенно расстроит весь распорядок. Но Гитлер махнул рукой и быстро произнес:

— Оставьте это на мое усмотрение, Геббельс уж как-нибудь сумеет все утрясти.

Я как в трансе присела внизу в вестибюле, где уже не было ни души. Не сон ли мне приснился? Не знаю, сколько времени прошло, но тут снова явился Шауб, вернувший меня к действительности.

— Мне поручено передать вам от фюрера, — пробурчал он как всегда ворчливо, — что после премьеры предусмотрен прием в зале Министерства пропаганды. Вы и все ваши сотрудники приглашены.

Мировая премьера фильма об Олимпиаде

Наступило 20 апреля 1938 года. Лишь накануне я приехала из Давоса, где загорала на весеннем солнце, чтобы хорошо выглядеть в этот торжественный день. И слишком переусердствовала: так сожгла себе спину, что уже начала облезать кожа. Пришлось с вечерним платьем надевать жакет.

Вместе с родителями и братом я приехала во Дворец киностудии УФА. Архитектор Шпеер украсил фасад здания гигантскими олимпийскими флагами с золотыми лентами. Все вокруг было оцеплено. Собравшаяся толпа ждала Гитлера. На премьеру пригласили множество почетных гостей — рейхсминистров, дипломатов, руководителей экономического и спортивного ведомств, а также деятелей искусства, таких как Фуртвенглер, Грюндгенс, Яннингс, и многих других, но прежде всего, конечно, немецких участников Олимпиады.

Царившее в публике волнение передалось и мне. Как будет принят фильм, который до этого часа не видел никто, кроме меня и моих сотрудников? На этом показе присутствовали и многие члены МОК, в частности профессор Дим, который как-никак являлся инициатором съемок этой картины.