Мемуары

Я пригласил к себе господ де Бофора, де Ла Мота, де Бриссака, де Реца, де Витри и де Фонтрая. Прежде чем им открыться, я взял с них клятву, что они будут следовать моим наставлениям в предприятии, какое я намерен им предложить. Я изъяснил им пагубность нашего бездействия в отношении того, что происходит в Тюильри, но растолковал также пагубность личных столкновений, которые могут даже сделать нас посмешищем, и мы уговорились, что герцог де Бофор в сопровождении тех, кого я вам назвал, и еще ста двадцати дворян в тот же вечер явится к Ренару, в час, когда противники наши сядут за стол; учтиво приветствовав герцога де Кандаля и его друзей, он объявит Жарзе, что, если бы не уважение к ним, он выкинул бы его через перила террасы, чтобы отучить хвастаться и т. п. Я прибавил к этому, что недурно было бы разбить несколько скрипок, когда музыканты будут возвращаться из ресторации и окажутся в таком месте, где лица, которых мы никоим образом не хотим оскорбить, не смогут вмешаться в дело. В худшем случае история эта привела бы к ссоре с Жарзе, которая не могла иметь опасных следствий, ибо он был человеком довольно низкого происхождения. Они обещали мне не принимать никаких его объяснений, использовав столкновение в одних только политических видах. Но исполнено это решение было весьма дурно. Герцог де Бофор, вместо того чтобы поступить как было условлено, разгорячился. Без дальних слов он сдернул со стола скатерть, опрокинул стол; на голову бедняги Винёя, который был совершенно ни при чем и случайно оказался в компании, вывалили жаркое. Та же участь постигла бедного командора Жара. О головы музыкантов перебили скрипки. Морёль, сопровождавший герцога де Бофора, три или четыре раза плашмя ударил шпагою Жарзе. Герцог де Кандаль и де Бутвиль, ставший ныне герцогом Люксембургским, также выхватили шпаги из ножен, и, если бы не Комениль, их заслонивший, кто знает, что постигло бы их среди скопища людей, всех до одного обнаживших шпаги.

Приключение это, хоть и обошлось без кровопролития, глубоко меня опечалило, а приверженцев двора обрадовало возможностью навлечь на меня всеобщую хулу. Она, правда, оказалась недолгой — успешные мои старания пресечь последствия ссоры обнаружили перед всеми истинные мои намерения; к тому же бывают времена, когда иные люди всегда правы. В силу рассуждения от противного, Мазарини всегда оказывался виновен. Мы не преминули отметить как должно снятие осады Камбре 205, хороший прием, оказанный Сервьену в награду за расторжение Мюнстерского мира 206, слух о возвращении д'Эмери, который распространился [224]вскоре после того, как г-н де Ла Мейере сложил с себя должность суперинтенданта финансов, и который несколько дней спустя оправдался. Словом, мы оказались властны, сохраняя уверенность и даже достоинство, ждать благоприятного поворота событий, а мы уже провидели его, наблюдая глубокую неприязнь принца де Конде к Кардиналу и Кардинала к принцу де Конде.

Г-жа де Севинье, которой, как полагаюту адресованы «Мемуары

Г-жа де Гемене

Кардинал де Ришелье во дворе Сорбонны

Двор Пор-Рояля

Доминиканский коллеж в Риме

Г-жа де Меньеле, тетка Реца

Жан Франсуа де Гондщ архиепископ Парижский, дядя Реца

Собор Парижской Богоматери

Герб Реца и трех его дядей, бывших в разное время епископами и архиепископами

Парижскими

Бастилия

Сен-Лазар

Знамена, захваченные в битве при Лансе, торжественно вносят в собор Парижской Богоматери С гравюры Кошона-отца

Одна из многочисленных карикатур на представителей буржуазии, составлявших

армию Фронды

Герцог Орлеанский (Месье)

Принц де Конде, Великий Конде (Принц)

Виконт де Тюренн

Герцогиня be Шеврёз