Мемуары

Ла Буле состоял при герцоге де Бофоре, который обходился с ним по-родственному, и в особенности покровительствовал ему из-за г-жи де Монбазон, у которой тот был в совершенном подчинении. Я обнаружил, что этот негодяй поддерживает тайные сношения с г-жой д'Ампю, официальной сожительницей Ондедеи и признанной шпионкой Мазарини. Я не преминул открыть на него глаза г-ну де Бофору, заставил герцога даже поклясться на Евангелии, что он никогда ни словом не обмолвится тому ни о чем, до меня касающемся. Лег, никогда не имевший обыкновения лгать, сказал мне незадолго до своей смерти, что Кардинал на смертном одре рекомендовал Ла Буле Королю как человека, во всех обстоятельствах верно ему служившего. Благоволите обратить внимание, что этот самый Ла Буле всегда громогласно объявлял себя сторонником Фронды.

Возвращаюсь к истории с Жоли. Ассамблеей Парламента постановлено было произвести дознание о покушении. Королева, убедившись, что Ла Буле не преуспел в попытке устроить смуту, отправилась, по обыкновению своему, к субботней обедне в собор Богоматери. По возвращении Королевы купеческий старшина заверил ее в преданности парижан. В Пале-Рояле постарались предать гласности, что фрондеры, мол, хотели взбунтовать народ, но у них ничего не вышло. Однако все это были цветочки в сравнении с тем, что произошло вечером.

Ла Буле, который то ли (если он не стакнулся со двором) был настороже, то ли (если он был в сговоре с Мазарини) хотел разыграть до конца начатую комедию, выставил на площади Дофина нечто вроде конного караула из семи или восьми дворян, а сам, как меня потом уверяли, отправился по соседству к девке. Уж не знаю, какая стычка произошла между этими дворянами и городской стражей, но в Пале-Рояль донесли, что в квартале начались волнения. Сервьену, который при этом присутствовал, приказано было узнать, что происходит, и говорят, будто в донесении своем он сильно приумножил число людей, там находившихся. Было также замечено, что он довольно долго совещался с Кардиналом в серой опочивальне Королевы и лишь после этого в волнении явился к принцу де Конде объявить, будто, без сомнения, что-то замышляется против его особы. Первым движением Принца было отправиться на площадь Дофина, чтобы во всем удостовериться самому, но Королева его удержала; решено было послать туда только карету Его Высочества в сопровождении еще одной кареты, как это обыкновенно делали, чтобы посмотреть, не будет ли на нее нападения. На Новом мосту карету встретило множество вооруженных людей, потому что горожане, едва услышав шум, взялись за оружие. На карету Принца, однако, никто не посягнул. Выстрелом из пистолета ранили только лакея, сидевшего в карете Дюра, которая следовала за первой. Никто не знает, как это случилось: если верить ходившим в ту пору слухам, что стреляли два конника Ла Буле, после того как, заглянув в карету Принца, убедились, что в ней никого нет, стало быть, [236]похоже, что то было продолжение утренней комедии. Но один мясник, человек весьма добропорядочный, неделю спустя сказал мне и позднее повторял еще раз двадцать, что в толках о двух дворянах-конниках нет ни слова правды; телохранителей Ла Буле уже не было на мосту, когда там проезжали кареты, пистолетными выстрелами обменялись подвыпившие горожане и его сотоварищи-мясники, которые возвращались из Пуасси, также хлебнув лишнего. Этот мясник по имени Ле У, отец картезианца, о котором вы наслышаны, уверял, что сам находился в их компании 228.