Вид бессарабских степей был совершенной новостью для меня. Направо я видела бесконечную равнину, без деревьев, без человеческих жилищ, если не считать нескольких казачьих постов. Несколько прекрасных цветов рассеяны там и здесь на траве, сожженной солнцем; направо поднимаются довольно высокие горы. Казачьи посты состоят из подземных хижин, и на поверхности земли видны только соломенные крыши в виде сахарных голов. Пики, воткнутые в землю вокруг, блестят, как звездочки. Ночью я остановилась, чтобы переменить лошадей. Великолепно светила луна, была превосходная погода; я вышла из кареты и услыхала звуки гитары, они раздавались под землей и казались волшебными. Кроме этих гармонических аккордов, вокруг была абсолютная тишина. Мне было досадно убежать, но все было готово для продолжения пути, и я с нетерпением приближалась к цели моего путешествия. Преобладающее желание заставляет нас забывать о настоящем, все становится побочным перед точкой, к которой мы стремимся, не видя ее; душевное зрение подавляет зрение телесное.
На следующий день я осталась без пищи, пришлось обратиться к казакам. Подходя к одной из хижин, я услыхала радостные крики: «Да здравствует Екатерина Великая! Да здравствует наша мать, дающая нам хлеб и славу! Да здравствует Екатерина!» Эти слова как бы пригвоздили меня к месту, я не могла наслушаться их. Никогда я не испытала энтузиазма более чистого и справедливого. Это прославление Государыни в степях, за две тысячи вёрст от столицы, производило трогательное впечатление.
Я спустилась в хижину, где веселились по случаю свадьбы. Мне предложили пить; я просила есть. Сейчас же на моих глазах сварили пирожки совершенно новым для меня способом: они состояли из ржаной муки и воды. Из теста делали лепешку и в середину клали творог, потом края закрывали и бросали в котел с кипящей водой. Через десять минут мне подали эти пирожки, и я съела шесть штук, найдя их превосходными. Мои спутники последовали моему примеру, и мы отправились дальше.
После двухчасовой езды мы подъехали к другому посту. Несмотря на шесть съеденных мною пирожков, я была очень голодна. Из окна кареты я увидала маленькую палатку у подножия горы, в которой сидел господин за столом и усердно ел. Я спросила его имя, это был полковник Рибопьер27), которого я знала и очень любила. Я послала сказать ему, что умираю от голода и прошу его уступить мне немного из его обеда. Как только он узнал меня, он сейчас же подбежал к моей карете и принес половину жареного гуся, вина и воды. Он был в восхищении, что мог оказать мне эту небольшую услугу, а я очень довольна, что была обязана ему за нее. В армии я с удовольствием опять встретилась с ним. Он был очень несчастен, искал опасности и погиб при осаде Измаила.
На следующий день, находясь в семидесяти верстах от Бендер, мы подъехали к довольно высокой горе. Погода была жаркая, дорога пыльная, и лошадям было очень трудно подниматься. Я предложила моей компаньонке и горничной выйти из кареты, что они и сделали. Карету своротили с дороги и пустили лошадей по траве. Я осталась одна в экипаже, дверцы были открыты на случай падения. Через четверть часа я услыхала на большой дороге колокольчик и увидала курьерскую повозку, в которой стоял мужчина, поглядывая по сторонам. Я узнала мужа. Я выпрыгнула из кареты, он тоже выскочил из повозки; я была более чем счастлива. Подбежали мои спутницы; он оставил все экипажи, сел в почтовую тележку, в которой ехали мой доктор и офицер, и увез меня с собой.
И вот мы едем через холмы и горы по каменистой дороге и к десяти часам вечера приезжаем в главный город Бессарабии. Мост через Днестр мы перешли пешком; мой муж отвез меня прямо к Княгине Долгорукой. Она сидела в маленькой гостиной, спиной к дверям. Рядом с ней была г-жа де Витт, в настоящее время графиня Потоцкая28). В глубине комнаты стоял стол, окруженный игроками, очень занятыми игрой. Я тихо пробралась за кресло княгини и закрыла ей глаза рукой. Она вскрикнула, я отступила назад. Г-жа де Витт, видя незнакомое лицо, молчала; мужчины, не поворачивая головы, воскликнули: «Опять наверно летучие мыши». Накануне в окно влетала летучая мышь, и княгиня очень испугалась. Я вышла к свету, раздались радостные восклицания. Поужинали, потом проводили меня домой.
Мое небольшое помещение было еще не совсем устроено; дивана еще не поставили, и так как мои экипажи еще не приехали, то мой муж разостлал свой плащ на полу, сделал мне подушку из своего мундира, поставил свечу на пол и поместился около, чтобы сторожить мой сон.
Я спала великолепно. Проснувшись, я обошла дом, состоявший из трех комнат подряд. Комната, где я спала, была отделана Деревом, дверь была вся резная; в глубине комнаты были две больших двери, за которыми была ниша, куда турки запирают своих жен. Потолок был тоже столярной работы, пол земляной, хорошо убитый; в окнах деревянные решетки и вместо стекол прозрачная бумага, через которую проникал свет, но больше ничего не было видно.