Мемуары

И вот я во весь дух неслась день и ночь по дороге в Бессарабию. Мне было тогда двадцать два года, и я была полна здоровья и мужества. На некотором расстоянии от Витебска, выйдя из кареты, пока меняли лошадей, я вошла в нечто вроде барака и уселась на стол, потому что стулья были сломаны; я велела развести несколько кусков бульона, чтобы подкрепиться. Вдруг с шумом появляется военный и передает мне письмо и толстый пакет. Я была так обрадована, узнав почерк своей матери, что совершенно забыла про того, кто мне передал посылку; но, успокоившись, я узнала графа Ланжерона, французского эмигранта, ехавшего добровольцем в армию²¹⁾. Я видела его в Петербурге у графа Кобенцля и у герцогини Нассауской.

Поблагодарив его, я опять уселась на стол и принялась за бульон, который он пожирал глазами, но который я поспешно доела, чтобы доказать ему, что я не намерена делиться с ним, вовсе не желаю его общества и что он может уходить. Он так и сделал. Дверь была открыта, я слышала, как он, войдя в соседнюю комнату, приказал подать как можно скорее молока. Через минуту еврейка подала ему полную крынку молока и кусок хлеба. Но так как он ел, расхаживая по комнате и посматривая в мою сторону, то мне это надоело. Я пошла и села в карету, которую быстро запрягли.

Приехав в Шклов утром, я не хотела останавливаться ни на минуту: я знала, что местный помещик Зорин²²⁾, большой барин и очень любезный, любит угощать у себя проезжих, более или менее знатных. Как только я вошла на двор почтовой станции, я сейчас же потребовала лошадей; но вдруг около моей кареты показались граф Ланжерон, успевший обогнать меня, и граф Цукато²³⁾, оба в папильотках и халатах, рассыпаясь в извинениях за свой смешной наряд. Я не могла удержаться от смеха, смотря на них, и чтобы избавиться от их общества, я отправилась дожидаться лошадей в находившийся в глубине двора дом, где никого не было. Только что я села у окна, послышалось хлопанье бича и во двор въехало раззолоченное «визави» (узкая двухместная карета), запряженное великолепными лошадьми. С неприятной дрожью я узнала Зорича, которого я в детстве встречала при дворе. Он встал передо мною на колени, умоляя меня отобедать у него. Я употребила все мое красноречие, чтобы отказаться от его приглашения, но все было напрасно. Пришлось сесть с ним в карету и ехать к его племянницам, чтобы дожидаться там, пока он приедет за мной. Это было сделано, чтобы не нарушить приличия. Зорич не был женат и не хотел оставаться со мной наедине в течение двух часов перед обедом.

Его племянницы были для меня совершенно новым знакомством. Я никогда их раньше не видала и даже не слыхала про них. Они были заняты костюмами для бала, назначенного на следующий день, и просили меня помочь им советами. Чтобы лучше исполнить их желания, я нарисовала им модели шляп, токов, платьев и чепцов. Они были в восторге от меня, и я произвела на них прелестное впечатление.

Перед обедом Зорин заявился ко мне предложить свою руку, чтобы провести меня в свое элегантное визави, и поместился против меня. Мой костюм был совершенной противоположностью его костюма. На мне была маленькая черная касторовая шляпа с пером и голубой сюртук с красным воротником. Это были цвета военной формы моего мужа. У Зорича было пять буклей цвета голубиного крыла, вышитое платье и шляпа в руке; он был надушен, как султан, и я кусала себе губы, чтобы не рассмеяться.

Мы приехали. Он провел меня в гостиную, где было не меньше шестидесяти человек, из которых я знала только троих: графа Ланжерона, графа Цукато и м-ль Энгельгардт, очень красивую особу, родственницу племянницы Потемкина. Я подсела к ней. Обед был долог и утомителен своим изобилием. Я с удовольствием думала о том моменте, когда можно будет уехать, но пришлось остаться на весь день и даже поужинать.

Наконец, я уехала вместе с десятью знаменитыми курьерами Зорича, которые должны были как можно скорее доставить меня в Могилев. Действительно, я очень скоро доехала туда, утомленная почестями, которые мне оказывались по дороге. Меня подвезли к двери очень красивого двухэтажного здания. Я быстро вбежала по лестнице, обошла все комнаты, легла в последней на диван и крепко заснула. Меня разбудил в семь часов утра начальник города, приехавший предложить мне свои услуги и засыпавший меня вопросами о политических и придворных делах.