Мемуары

Дочь³⁾ Императрицы стала предметом ее страстной любви и постоянным занятием. Ее уединенная жизнь стала счастьем для нее. Как только она вставала, она шла к своему ребенку и почти не расставалась с ним по целым дням. Если ей случалось не быть дома вечером, никогда она не забывала, возвращаясь, зайти поцеловать ребенка. Но счастье продолжалось только восемнадцать месяцев. У княжны очень трудно резались зубы. Франк, доктор его Величества, не умел лечить ее. Он стал давать ей укрепляющие средства, что только увеличивало раздражение. С ней сделались судороги. Был созван весь факультет, но никакие средства не могли ее спасти.

Несчастная мать не отходила от кровати, вздрагивая при малейшем движении. Минута успокоения возвратила ей надежду. Императорская семья собралась в той же комнате. Стоя на коленях перед кроватью и видя, что ее ребенок успокоился, Императрица взяла его на руки. Глубокое молчание царило в комнате. Императрица дотронулась своим лицом до личика ребенка и почувствовала холод смерти.

Она попросила Государя оставить ее одну с телом дочери. Государь, зная ее мужество, не поколебался предоставить ее скорби матери. Мне передавали, что, пробыв долгое время одна у постели умершей девочки, она удалилась к принцессе Амелии. Последняя вместе с Императрицей ухаживала за ребенком и разделяла ее скорбь; но столько волнений расстроили здоровье Государыни, и доктора прописали немедленное кровопускание. Она согласилась на все, чтобы не расставаться со своей сестрой.

Утром этого печального дня (30 апреля 1808 года) было получено известие о смерти младшей сестры Императрицы, принцессы Брауншвейгской.

Император справедливо рассуждал, что лучше было сейчас же передать это известие супруге и что это новое несчастье, как бы чувствительно оно ни было, немногим увеличит ее острое горе матери.

Принцесса Амелия⁴⁾ рассказывала мне, что в первое время она хотела проводить ночи околр Императрицы, но, заметив, что Ее Величество сдерживает из-за нее рыдания, она решила оставить ее одну.

Ужасно подавлять излияния скорби, когда отчаяние и ропот не сопровождают их.

Императрица оставила у себя тело ребенка в течение четырех дней, ухаживая за ним, как всегда. Потом его перенесли в Александро-Невскую лавру и выставили на катафалк. По обычаю, все могли входить и целовать руку у маленькой княжны. Командор де Мезон-нев, бывший тогда церемониймейстером, передавал мне, что каждый день бывало от девяти до десяти тысяч народа, что все были огорчены и что большая часть посетителей падала ниц, заливаясь слезами и говоря, что это был ангел.

Шествие прошло мимо моих окон; гроб везли в карете, где находилась статс-дама графиня Литта и гофмейстер двора Тарсуков. Народ плакал, проявляя все признаки печали. Я не могу передать, что происходило во мне и как это горе раздирало мне сердце. Г-жа де Тарант была тогда в Митаве, и я заметно чувствовала отсутствие ее утешения.

Битва при Аустерлице привела Россию к приостановке военных действий. Австрия одна в январе 1806 года заключила позорный Пресбургский мир. Россия поддерживала свои предложения вооруженной силой; Пруссия присоединилась к нам, и в октябре несчастная битва при Иене и Ауэрштадте, уничтожив прусскую монархию, отбросила остатки ее армии на границу России. Император благородно поддерживал своего союзника, но успех не содействовал его планам; Фридландское сражение (в июне 1807 года) открывало Россию нашествию Бонапарта в такой момент, когда страна далеко не была подготовлена вести войну на своей территории. Государь почел за должное избежать этой опасности, он согласился на свидание с Бонапартом на Немане и подписал Тильзитский мир.

Эпоха этого мира замечательна как с точки зрения политики, изъяснить которую возьмут на себя историки, так и ввиду новых отношений и положений, вызванных этим событием при Петербургском двор Узурпация Бонапарта становилась день ото дня более деспотической; казалось, что она парализовала власть законных монархов. Бонапарт потребовал, чтобы все государи собрались в Эрфурте. Граф Румянцев, бывший в то время всесильным канцлером держался того мнения, что союз с Бонапартом необходим для поддержания трона и мира. Он повлиял на Государя, которого целый ряд быстрых и неожиданных событий привел к неуверенности и некоторому упадку духа. Было решено, что Его Величество также отправится в Эрфурт.

Это путешествие вызвало всеобщее горе. Императрицы сделали все возможное, чтобы отклонить государя от этого. Нарышкина, пользовавшаяся тог очень большим влиянием, ничего не могла добиться. Он уехал, и эта минута посеяла смущение во умах, но Император среди напастей и трудностей видел новую дорогу, предначертанную ему, и последующее показало, как небо вознаградило его осторожность, доставив ему славу, которую и потомство признает с восхищением.

Я оставляю историкам подробности стольких интересных событий. Во время отсутствия Императтора Императрица Елизавета занимала апартаменты Эрмитажа*, и, когда Императрица-мать уехала в Гатчину, она осталась одна в этом обширном дворце.